Виктория Платова - Stalingrad, станция метро

Вид-то у нее помойный!

Впрочем, нынешний Илья выглядит не лучше. И его бы завернули еще раньше Елизаветы. Мир все же ужасно несправедлив. Положительный момент: хорошо, что Елизавета не упомянула о мраморном окуне и о его доблестной ловле в акватории Японского моря с последующей транспортировкой в Россию. Точно бы получила склизким рыбьим хвостом по лбу!..

— Ладно. Я соврала. Нету меня никакого ресторатора и в «Гинзе» я не была. Одна моя подруга была, а я — нет. У меня вообще нет парня.

— Еще появится.

Илья, наверное, издевается.

— Я даже никогда не целовалась. И не встречалась ни с кем. Да и кто бы стал со мной встречаться? Ты бы первый не стал!

— Само собой, не стал бы. Я же гей и к женщинам равнодушен.

— А если бы ты не был геем? Ты бы стал со мной встречаться?

— Честно? Нет.

— Вот видишь!..

— И это единственный вопрос, который тебя волнует? Бедное дитя…

Человеческая тень, достойная всяческой жалости, сама жалеет ее. Дела обстоят гораздо хуже, чем думала Елизавета. Она уязвлена.

— Это не единственный вопрос, который меня волнует. Меня волнует, например, почему америкосы бесстыже врут, что они были на Луне? Они же там не были!

— Не знаю. Думаю, у них сходные с тобой причины для вранья. Хотят казаться лучше, чем есть на самом деле.

— Я не хочу казаться лучше…

— Хотят всем понравиться.

— Я не хочу всем понравиться.

— Хочешь.

— Ладно, ты прав, — сдается Елизавета. — Только ничего у меня не получается. Вот Праматери совершенно наплевать, как она выглядит и что о ней подумают другие. Она ругается, как грузчик, и у нее совсем нет вкуса, но почему-то так выходит, что все хотят к ней приблизиться и смотрят ей вслед. Хотя со спины, честно говоря, она выглядит не очень.

— Ни разу не видел ее со спины. Наверное, потому что она всегда приходит и никогда не уходит.

Елизавета сказала «Праматерь», а ведь это слово — ее собственное изобретение, ручная работа, настоящий эксклюзив. Это слово ни разу не было озвучено. Ни перед кем. А Илья совсем не удивился и все сразу понял. Или нет?

— Мы говорим об одном человеке?

— Ты же имела в виду Акэбоно?

— Да.

— И ты, стало быть, называешь ее Праматерь.

— Ага. Праматерь Всего Сущего.

Кончики Елизаветиных пальцев слегка занемели: так выглядит не слишком проявленная, но все же существующая ревность, зря Елизавета насмехалась над бегущей за автомобилем Софи Марсо. Ревность — штука до крайности болезненная. Она сродни укусам, но не комариным и не волчьим: укусам мошк и . Мошк а не просто кусает — вырывает крохотные, микроскопические куски плоти. От этого поврежденные места горят, зудят, чешутся, отказываются заживать в течение двух недель, — и еще чертовы занемевшие пальцы! Ревновать к Праматери кого-либо, а тем более чуть живого Илью — вселенская глупость и такая же подлость (ведь они оба нравятся Елизавете). Ну ничего, теперь и ты побегай за автомобилем, малышка Гейнзе, растряси жиры.

— Если бы ты не был геем — ты бы стал с ней встречаться?

— Честно? Нет.

— Почему?

— А разве можно встречаться с птицей? Или с растением? Или со всем этим вместе?

— С небом тоже, — позабыв про ревность, подсказывает Елизавета. — В небе плавают пузыри. И мы все там сидим, в пузырях. Нам хорошо — там, внутри. Ты тоже это видишь?

— Нет. Но что-то похожее.

— Ты скучаешь по ней, когда она долго не приходит?

— А можно скучать по птице?..

Птица — живое существо. У всякой птицы есть глаза: круглые, как пуговицы, и блестящие. Есть тонкие умилительные лапки и такие же умилительные коготки на них. Тельце у птицы покрыто перышками, они трогают сердце до невозможности. Нет, к птицам нельзя относиться равнодушно!..

— Скучать по птице? Я бы скучала…

…Илье не нужны ни котенок, ни щенок — хоть с этим ситуация прояснилась. Цветы его тоже не вдохновляют, как и предложение Елизаветы читать книги вслух.

— Раньше я не был фанатом чтения. А теперь поздно что-то менять. Пусть все остается, как есть. Если ты вскорости должен подохнуть — какая разница, читал ты Бодлера с Оскаром Уайльдом или нет.

Елизавета вовсе не собиралась читать Илье Оскара Уйальда. Уайльд — желчный и довольно жестокий, беспросветный тип. А она рассчитывала увлечь Илью чем-то терапевтическим. Вещами, где торжествует жизнь, где все относятся друг к другу с нежностью, где вовремя подставляют плечо, где держатся за руки и неотрывно смотрят на море, зеленый орешник в лощине и пламенеющий закат.