Инка Парей - Сумрак

Здесь он заметил того человека на высоте катка; человек выходил из дверей какой-то странной пустой лавки, он держал под мышкой рулон, а в руке еще что-то — кисть для клея.

Старик почувствовал, как на его коже выступает холодный пот.

Он подумал — красное.

Оно было красное.

Но что было красное? Он не видел связи.

И вот теперь он снова, как днем, стоял прямо возле афишного столба, крепко за него ухватившись. Странно, столб стоял всего в паре метров от уличного фонаря. Собственно, он даже смог бы, наверное, рассмотреть, что написано на объявлениях, но это было трудно.

Он провел рукой по объявлениям, ощутил толстые напластования наклеенных друг на друга за многие годы слоев бумаги, но он не мог разобрать, что на них написано. Он немного прошелся вокруг тумбы, окидывая плакаты пустым безжизненным взглядом.

Какой странный свет. Он посмотрел на свои руки, они отливали отвратительной холодной зеленью, все рубцы и пятна выступали резко, как комья грязи. Какой цвет — воплощение великого холода и безутешности. Откуда исходит этот свет, делающий его таким чужим? Он поднял глаза и посмотрел на узкий столб на углу, но оттуда не исходило ровным счетом ничего, только слабый желтый свет, падавший прямо под столб и оставлявший все остальное в темноте. Потом старик задрал голову и всмотрелся в небо — темное ли оно, есть ли на нем звезды? Но неба не было, был лишь мутный серо-коричневый платок, висевший над крышами.

Он изо всех сил постарался сосредоточиться, снова взглянул вверх, увидел знакомую рекламу сигарет, объявление о концерте на Гессенском радио, избирательный плакат ГКП, объявление о большой гонке на каноэ по Нидде, да, это он еще знал, но гонки были уже давно, летом. Был тут и еще один плакат — лист бумаги, покрытый отпечатками маленьких ладоней, детских ладошек.

Может быть, он заблудился, и это вовсе не афишная тумба. Кто смотрит по сторонам во время безмятежной послеполуденной прогулки?

Он подошел к месту дорожных работ. Днем он обогнул это место, слишком много там капканов — песок, грязь, неровности, на которых он бы наверняка споткнулся.

Внимательно глядя под ноги, он перешел рельсы и остановился у траншеи. Дунул сильный порыв ветра, он вспомнил при этом трепетавшие на ветру маркизы, звон посуды, летящие салфетки, падающие со стола крышки пивных кружек, ветер пронесся над забором, вылетел на улицу и понесся вдоль тротуара. Две женщины, шедшие по улице, подхватили юбки.

Было там еще что-то белое — огромная, бескрайняя белизна, возникшая неизвестно откуда и рухнувшая в траншею; одному из рабочих, которые целый день потели, согнувшись над каменной разметкой, как над головоломкой, пришлось, против воли, встать в этой полуденной жаре, спуститься в траншею и вытащить это белое.

Он тем временем бежал, бежал непрерывно и долго.

Как много шагов в этом коротком пути. Он не понимал, как такое может быть, но был вынужден не переставая идти и идти дальше.

Он медленно приблизился к месту. Щит с большим почтовым рожком, ремонт кабеля, рядом доска, перекинутая через траншею. Какой-то миг он видел только эту доску и мужчин, сидевших со спущенными штанами на краю канавы, но этого не могло быть, и старик протер глаза и с облегчением заметил, что оттого, что он протер глаза, мужчины стали прозрачными, словно привидения.

Траншея была шириной два метра и занимала почти весь тротуар. Она была огорожена каменными глыбами и прикрыта брезентом, над глыбами и брезентом была натянута веревка, на которой висели лампы, одна из них до сих пор мигала. На большом плоском камне лежали остатки завтрака. Рабочая рукавица валялась на песке, похожая на сжатый кулак.

Он опустил голову, взглянул на стенки траншеи, втянул ноздрями запах сырой земли, из щелей опалубки торчали корни, он смотрел на них долго, и ему показалось, что они вытягиваются, растут ему навстречу.

И там действительно было что-то белое, как явилось ему в воспоминании, оно было смято и обернуто вокруг железного прута. Он нагнулся и поднял это — листок, старый и пожелтевший.

Таблица. Указание количества.

Он начал читать, рацион на семь дней. Жир, нежирный сыр, овощная котлета, крупяные, мучные и макаронные продукты, сахар, хлеб, соль, немецкий чай. Цифры были неразличимы. Он пришел в неописуемую ярость, вперив взгляд в бумагу. «Вранье, — гремело в его голове, — мы не давали им ничего. Вообще ничего ».

Земля исчезла, а белизна вернулась и стала большой, как платок, как простыня, а на простыне лежали руки, его руки, но они имели какой-то странный цвет и были так тяжелы, что ему едва удалось их поднять.