Александр Лекаренко - Последнее путешествие Клингзора

- Да на фига нам ключи! - Не выдержал Юрген. - Сколько она может стоить?

- Фактически, она бесценна, - Диана пожала плечами. - Но практически, - она усмехнулась, - поскольку все имеет товарную стоимость: и вера, и любовь, и совесть, и честь, то, я думаю - намного больше миллиона долларов. Эта вещь уникальна. В музеях мира есть кое-где похожие. Но они - жалкие имитации из более поздних времен. Это, - она коснулась пальцем статуи, - настоящий, культовый предмет из храма. И его сделали не пелопонесские и даже не египетские греки, на их изображениях были знаки Зодиака вокруг шеи, а на этом нет. И это не слоновая кость. Я думаю, это - белая мамонтовая кость, очень большая редкость. Этой статуе может быть и двести веков, она вполне может оказаться современницей амазонок, хотя немцы, вероятней всего, украли ее где-то на Ближнем Востоке.

- Ее нет в каталогах! - запротестовал Юрген. - Инга говорила. А значит, ее можно продать.

- Можно, - согласилась Диана. - Но это не значит, что тебе при этом не отобьют голову, - она широко улыбнулась, - и не сделают из нее пепельницу.

- Мы спрятали ее там, - Юрген указал пальцем назад, - потому, что если мы нашли самолет, то мог и еще кто-то найти. А в Бокатере прятать нельзя, там тоже плывет, сегодня - остров, завтра - дно или наоборот. В доме, понятное дело, тоже нельзя. Поэтому закопали в степи. Там холмы, камень, плохая земля. Никто ее не пашет, никто на ней не строит. Она и через сто лет такой же и останется, потому, что не нужна никому. Кто же подумает, что в ней клад? Вон, ворона летит, - Юрген ткнул пальцем в окно машины, - летит себе и летит. А был бы фазан, давно бы уже сбили.

- Был бы ястреб, тоже сбили бы, - улыбнувшись, заметила Диана, не отрывая взгляда от дороги. - На ворону никто не обращает внимания потому, что взять с нее нечего и кур не ворует. Поэтому и летит, куда хочет. Как кот, который гуляет сам по себе. Ворона и кошка всегда были символами темной стороны, свободы.

- Ворона падаль жрет, - хмыкнул Юрген.

- А человек что жрет? - Диана рассмеялась. - В этом мире единственными подлинными хищниками являются кровососущие насекомые, вампиры.

- Мутня это все, - попытался закрыть дискуссию Юрген. - Я продам эту девочку, - он нежно побаюкал лежащий у него на коленях ящик со скульптурой, - и буду делать, что хочу. И жрать, что хочу - трюфели и шампанское. Бабки - это свобода.

- Юрген, Юрген, - сказала Диана, и в голосе ее прозвучала совсем не свойственная ей печальная проникновенность. - Это деньги сожрут тебя. Они вцепятся в твои пороки, как в открытые раны, и высосут твою кровь. Лет через пять ты станешь трясущейся от водки развалиной. Если раньше не сгниешь от СПИДа.

- Заткнись! - злобно выкрикнул Юрген, прижимая к себе ящик со статуей. - Ведьма белобрысая!

- Деньгами, - не обращая внимания, продолжала Диана, - мог бы воспользоваться беспорочный человек, человек, не имеющий открытых язв. Но деньги сами по себе порок. Они найдут вход. Древние аскеты давали обет бедности не потому, что были беспорочными святыми, а потому, что были безупречными праведниками. То есть, правильно ведали, обладали способностью к различению. Среди них, - Диана усмехнулась, - полно было ведьмаков, черных, как самая черная грязь из Бокатера. Обет бедности - это прививка, профилактическое мероприятие, средство гигиены. Поэтому они оставались здоровыми и выжили, в то время как миллионы ликующих полегли, подобно траве, и смешались с грязью.

- Люди дохнут от голода, а не от сытости, - угрюмо возразил Юрген.

- Да, - согласилась Диана. - Потому что сегодня сытость перекрывает голоду все пути к насыщению. Но когда весь мир был юным и голодным, голод был стимулом роста. А сейчас мир гниет от сытости, отравляя своими ядами пищу голодающих. Человечество - это желудок и жопа.

Юрген закис от смеха, стуча лбом в приборную доску. Диана посмотрела в зеркальце заднего обзора:

- Есть выход, господин сочинитель? Вы же практикующий специалист по части входов и выходов?

- Взорвать весь свинарник, - оптимистично ответил он. - Вместе со свиньями и глистами.

- Эй! Эй! - возмутился Юрген. - Подожди, старик. Я - пролетарий сексуального труда, Инга держала меня в черном теле, я еще не нажрался!

Они расхохотались и веселились всю дорогу до дома.

А когда, поставив машину в ангар, они вошли в дом, зазвонил телефон.

- Ваша свобода передвижения больше не ограничена, - сказал следователь. В его голосе слышались покровительственные нотки, как у родителя, сообщившего ребенку, что тот может выйти из темного угла. - Следствием установлены обстоятельства, позволяющие обоснованно полагать, что Юрген Рэнч совершил самоубийство. Или стал жертвой несчастного случая, пытаясь нелегально пересечь границу