Джон Фанте - Спроси у пыли

Не знаю, верили они мне или нет. Для меня это не имело значения.

Я поднялся в свою комнату и обследовал все стены на предмет трещин. Затем проинспектировал и комнату Хеллфрика. Хозяин стоял у плиты и жарил мясо. Хеллфрик, я все видел собственными глазами. Во время первого толчка я находился на вершине аттракциона «горки». Наш вагончик выскочил из полозьев и застрял. Мы полезли вниз — я и еще одна девушка. Высота сто пятьдесят футов, у меня на спине висит девчонка, а все сооружение дергается, как при Виттовой пляске. Но я справился. Я видел гроб с маленькой девочкой под обломками. На моих глазах придавило старуху прямо в ее автомобиле, лишь осталась торчать рука, которой она показывала правый поворот. Троих мужиков похоронило прямо за покерным столом, все на моих глазах. «Ну и что?» — просипел Хэллфрик. Да ничего, кроме того, что это плохо, ужасно! Что? Не одолжу ли я ему пятьдесят центов? Я дал жалкому старику пятьдесят центов и тщательно обследовал стены в его комнате. Потом снова спустился в холл и осмотрел гараж и прачечную. Следы от землетрясения были, незначительные, но явно свидетельствовавшие о страшной катастрофе, которой не избежать Лос-Анджелесу. В ту ночь я не спал в своей комнате. Хэллфрик высунулся в окно и увидел меня, лежащего на травке, закутанного в одеяло. Он сказал, что я совсем спятил. Но тут же вспомнил, что одолжил у меня денег, и изменил свое мнение. «Возможно, ты и прав», — решил Хеллфрик и выключил свет. Напоследок я слышал, как его тощее тело укладывается на кровати.

Мир начинал рушиться и превращаться в пыль. По утрам я стал посещать мессу. Я ходил на исповедь. Я принял Святое причастие. Я подыскал себе блочную церковь, приземистую и прочную, рядом с мексиканским районом, и там молился. Новый Бандини. Ах, жизнь! Ты горько-сладкая трагедия, ты ослепительная шлюха, ведущая меня к погибели моей! Я на несколько дней отказался от сигарет. Купил новые четки. Жертвовал мелочь в помощь бедным. Я скорбел по миру.

«Дорогая матушка, ты так далеко, в родном Колорадо. Ах, любящая душа, ты подобна Богородице». У меня оставалось всего десять долларов, но пять из них я все равно отослал матери. Это были первые деньги, которые я когда-либо посылал домой. «Молись за меня, матушка, голубушка. Ибо только благодаря бдению твоих четок продолжает биться мое сердце. Темные дни наступили, матушка. Мир переполнен мерзостью. Но я изменился, и жизнь начинает преображаться. Много часов я провел с Господом, величая тебя, матушка. Не покидай меня в эту лихую годину! К сожалению, я должен заканчивать свое послание, о, любимая матушка, чтобы поспешить сотворить новену, которую я совершаю все эти дни, а также в пять часов по полудню вы всегда найдете меня лежащим ниц перед распятием нашего Спасителя и молящим Его о милосердии. Прощай, матушка! Не оставь без внимания мои мольбы. Поминай и меня в своих молитвах к Всевышнему дарующему и сияющему на небесах».

Итак, закончив свою эпистолу и опустив конверт в почтовый ящик, я спустился по Оливер-стрит, пересек пустырь и вышел на другую улицу почти без зданий, где лишь низкие заборы представляли кое-какую опасность. Зато впереди меня ожидала та часть города, высотные здания которого возносились к небесам, и избежать перехода через этот квартал не было никакой возможности. Оставалось увеличивать шаг, иногда припускаться бегом. В конце опасной улицы находилась маленькая церковь, где я и приступил к молитвам, совершая свою новену.

Часом позже я вышел на улицу, ободренный, умиротворенный, окрепший духом, и отправился домой тем же путем. Спешно минуя высотки, не торопясь вдоль заборов, еле волоча ноги по пустырю, где не мог не отметить промысел Божий в стройных рядах пальмовых деревьев, тянувшихся вдоль тропинки. Наконец я вышел на Оливер-стрит и стал подниматься вверх вдоль унылых и тусклых каркасных построек. Что проку в том, что человек, приобретая весь мир, теряет при этом собственную душу? И вдруг рождается четверостишье:

Как верно! Как очевидно! Благодарю тебя, о свет небесный, что озаряешь путь мой!

Стук по стеклу. Кто-то тарабанил в окно в доме, затененном высоким виноградником. Я обернулся, отыскал окно, и вот что я увидел: ослепительная улыбка, черные волосы, вожделеющий взгляд и манящие пасы длинных пальцев. Господи, а что случилось с моим животом? И как мне предотвратить неминуемый паралич мысли и этот дикий наплыв крови, приводящий все чувства в хоровод смятения. Но ведь я хочу этого! Я просто подохну без этого! Слышишь, ты, женщина за окном, я иду к тебе. Ты ослепила меня, прикончила ядовитым коктейлем из восторга, судорог и радости, и вот я поднимаюсь по шатким ступеням.