Джон Фанте - Спроси у пыли

Я утомился. Пот просачивался сквозь мой новый костюм и стекал по ногам до самых лодыжек. Но это была приятная усталость.

Я принял душ, смягчил кожу лосьоном, вычистил зубы новой щеткой и свежей пастой. Затем побрился, используя купленный крем и наконец уложил волосы, смочив их лосьоном. Некоторое время я расхаживал по комнате в халате и сланцах, раскладывая свои новые письменные принадлежности и покуривая хорошие ароматные сигареты. Да, еще я поглощал леденцы.

Курьер из магазина принес большую коробку с остальными покупками. Открыв ее, я обнаружил не только новые вещи, но и мое старое шмотье. Его я засунул в мусорную корзину. Пришло время снова одеваться. Все по очереди: новые трусы, первосортная сорочка, носки и брюки. Затем: галстук, ботинки и пиджак. Встав перед зеркалом, я надел шляпу, сдвинул ее слегка на один глаз и исследовал результат. Отражение было мне знакомо, но лишь смутно. Сначала мне не понравился галстук, я скинул пиджак и повязал другой. Но и замена меня не устроила. Внезапно я почувствовал раздражение на все остальное. Жесткий воротничок душил, ботинки давили, штаны источали запах одежного магазина и были слишком узки в промежности. С висков заструился пот, шляпа слишком сильно стискивала череп. По всему телу пошел зуд, а когда я попробовал подвигаться, одежда зашуршала, словно бумажный пакет. Мой нюх уловил резкое зловоние лосьонов, я поморщился. Черт возьми, что же стряслось с прежним Бандини, автором рассказа «Собачка смеялась»? Разве мог этот разряженный, полузадушенный клоун создать такое произведение, как «Давно утраченные холмы»? Я скинул все с себя, смыл запахи с кожи и волос и влез в старую одежду. Она была рада принять меня обратно и льнула к телу со сдержанным восхищением, а мои истерзанные ноги с легкостью скользнули в старые ботинки, как будто в мягкую весеннюю траву.

Я отправился в «Колумбийский буфет» на такси. Водитель подрулил к самому краю тротуара и остановил прямо напротив открытой двери. Я вылез и протянул ему двадцатидолларовую купюру. У него не оказалось сдачи. Я был только рад этому, потому что пока я искал купюру помельче в дверях появилась Камилла. Нечасто к дверям «Колумбийского буфета» подкатывало такси. Небрежно кивнув, я прошел в салун и сел за свой столик. Я перечитывал послание Хэкмута, пока она пыталась заговорить со мной.

— Вы сердитесь на меня?

— С чего бы это?

Она заложила руки за спину и опустила взгляд себе под ноги.

— Ничего не замечаете?

На ней были новые белые туфли-лодочки высоком каблуке.

— Они очень симпатичные, — я мельком взглянул на обнову и снова обратился к чтению.

Она смотрела на меня, надув губы.

— Извини, дела, — проронил я.

— Будете что-нибудь заказывать?

— Сигару, желательно из Гаваны.

Она сходила и принесла коробку.

— Четвертак.

Усмехнувшись, я выложил доллар.

— Сдачу оставь себе.

— Только не от вас. Вы бедный.

— Раньше был.

Раскурив сигару, я развалился на стуле и, уставившись в потолок, стал пускать кольца.

— Неплохая сигара за такие деньги.

Женский дуэт в глубине салуна наяривал «По волнам». Я поморщился и подвинул сдачу с сигары Камилле.

— Скажи им, пусть сыграют Штрауса. Что-нибудь из «Венского цикла».

Камилла взяла лишь двадцать пять центов, но я заставил ее забрать и остальные. Музыкантши были ошеломлены. Камилла указала им на меня. Они замахали руками, сияя от радости. Я с достоинством кивнул. Толстухи затянули «Сказки венского леса». Было видно, что новые туфли причинили Камилле боль.

В ее движениях не было прежней легкости и живости. Она морщилась с каждым шагом и стискивала зубы.

— Хотите пива?

— Хочу скотч «хайбол». «Сент-Джеймс», желательно.

Она переговорила с барменом и вернулась.

— У нас нет «Сент-Джеймс», но можем предложить «Баллантайн». Дорогой. Сорок центов.

Я заказал себе и обоим барменам.

— Не следует так сорить деньгами, — упрекнула она.

Я принял тост от барменов и пригубил свой «хайбол». Лицо мое искривилось.

— Сивуха.

Она стояла рядом, запустив руки в карманы передника.

— Я думала, вам понравятся мои туфли.

— Выглядят прилично, — вскользь отметил я, возвращаясь к чтению письма.

Камилла похромала к освободившемуся столику и принялась собирать пустые кружки. Она была обижена, лицо ее вытянулось и выглядело печальным. Я потягивал скотч, читал и перечитывал послание Хэкмута. Вскоре она вернулась к моему столику.