Зигфрид Ленц: Минута молчания

Так как Стелла не возвращалась, я пошел в отель.

Человек в ливрее у входа не мог или не хотел мне сказать большего, кроме как, что фрау Петерсен поговорила по телефону и ушла после этого в свой номер. Она пожелала, чтобы ее не беспокоили.

Я вернулся на баржу один, где меня уже ждали и тут же отправили вниз под воду проверить, как легли камни. Кое-что пришлось подправить, но не так много. Я направлял грейфер то на один, то на другой камень, давал сигнал Фредерику, в каком направлении следует двигать стрелу и где опустить грейфер, только один раз, когда я увидел, как надо мной проплывает в зубцах грейфера валун, я не подал сигнала, а быстренько нашел надежное укрытие. Этот валун так и не нашел предопределенного для него места — вместо того, чтобы лечь сверху и накрыть, как того хотел мой отец, волнорез, он свалился вбок, перевернулся, на дно не попал, а угодил меж двух таких же огромных черных камней, где его намертво заклинило. И теперь Фредерик и мой отец изучали плоды своего труда, а когда один из них показал на берег и спросил: «Что ты по этому поводу думаешь?», другой ответил: «Как тогда, такого больше не будет». Пять лет назад он играл на таком же морском празднике, как вдруг внезапная темнота накрыла пляж, морской вал разрушил все декорации и выбросил лодчонки из бухты на пирс.

Я направил бинокль Фредерика на отель и кафе на берегу и нисколько не удивился, увидев за некоторыми столиками гостей отеля. А в одном из окон светло-зеленой гостиницы Стеллу, она все еще была в своем купальнике. Она разговаривала по телефону; сидела на подоконнике и говорила в трубку и смотрела при этом на нашу бухту, погрузившуюся в вечернюю тишину; на легких волнах уже покачивались чайки.

Один раз Стелла вскочила, проделала по комнате несколько шагов, явных шагов протеста и разочарования, вернулась потом на прежнее место, и я увидел, как она отстранила от уха трубку, словно не хотела дольше слушать то, что ей там, очевидно, внушали. Неожиданно она вдруг положила трубку, в задумчивости посидела какое-то время, взяла книгу и попыталась читать. То, как ты сидела и якобы читала, заставило меня вспомнить одну из наших картин у окна, приглашавшую зрителя посмотреть поверх изображения и предаться догадкам и предположениям.

Я не сводил с тебя бинокля, пока Фредерик не толкнул меня и не повторил того, что пробурчал себе под нос мой отец: на сегодня рабочий день окончен.

То, что во время траурной церемонии будет говорить господин Куглер, никак не предвиделось, но он вдруг неожиданно вырос перед подиумом, склонился перед фотографией Стеллы и долго смотрел на нее, словно хотел вызвать ее появление перед нами. Он приложил к лицу несколько раз свой белоснежный платок, сглотнул слюну и потом обратился к тебе, выразив жестом беспомощность: «Зачем, Стелла, — спросил он, — зачем это должно было случиться?» Я не удивился, что он обратился к ней на «ты», что он с искренним потрясением спросил: «Неужели для тебя не было никакого другого выхода?» Ни наш директор, ни присутствовавшие учителя не выразили своего удивления по поводу этой неожиданной доверительности в обращении к тебе, их лица по-прежнему хранили безликое выражение скорби.

Я невольно вспомнил наш морской праздник, капеллу из трех музыкантов, старавшихся изобразить веселую бодрящую музыку, я так и видел перед собой местную публику, в полной нерешительности собравшуюся на берегу, любопытствуя и с напряжением ожидая, что получится из этого праздника.

Парни с соседнего острова спустились сюда через небольшой светлый парк, прошли по песчаному берегу, сначала только лишь для того, чтобы узнать, кто появился, а кого нет, и после вялого приветствия устремились к свободным столикам, поманив к себе кельнера. Все заказывали пиво, яблочный сок, а за столиком, где сидели трое парней такелажников, что-то еще легкое на закуску. Я нашел свободное место рядом с пожилым мужчиной, который, задремав, уткнулся носом в кружку с пивом, где медленно оседала пена. Как же он обрадовался, когда я подтвердил ему, что я действительно сын Вильгельма, добытчика камней со дна морского, — остальное его вообще не интересовало. А я вдруг почувствовал у себя на спине руку, услышал сдержанное хихиканье, рука не прекращала нежно поглаживать меня, словно хотела выяснить, когда же ее наконец заметят. Я резко обернулся и схватил руку, это была Соня, дочка наших соседей. Она изворачивалась, изгибалась, но я крепко держал ее, и она тотчас же успокоилась, как только я похвалил ее платье с рисунком из божьих коровок в полете и еще маленький венок из маргариток у нее на голове. «А ты пойдешь танцевать, Кристиан?» — спросила она. «Возможно», — ответил я. «И со мной тоже?» — опять спросила она. «А почему бы и нет?» — сказал я. Она сообщила мне по секрету, что ее отец придет на праздник со своей острогой для ловли угрей, она у него с пятью зубцами, пусть люди думают, что он настоящий бог морей.