Николай Гарин - Оула

После приказа Оула познакомился с группой. В основном это были такие же, как и он, молодые и крепкие парни. Рукопожатия короткие и сильные. Чувствовалось легкое волнение, поскольку для всех это был первый бой!

Выходя в ночь, бойцы попадали под колпак черного вязкого неба, а на фоне темно-бледного снега они — белые быстро растворялись. Некоторое время еще слышался легкий перестук лыж, скрип да осторожный шепот. И все.

Идти в темноте оказалось сложно и непривычно. Перед ним прерывисто мелькали темные полоски лыж и маячил силуэт впереди идущего…. Ни единого лишнего звука, лишь собственное дыхание и глухие удары сердца. Вдруг впереди мягко хлопнула и ярко вспыхнула ракета, нарисовав на снегу подвижные тени от деревьев и людей. Сначала тени поползли, удлиняясь в одну, потом в другую сторону и медленно погасли, утонув в общей темноте.

Шли долго. До испарины на спине.

Неожиданно Оула натолкнулся на впереди идущего. Все. Теперь без лыж, ползком. Где-то совсем рядом противник. Легкий озноб пробежал от затылка и вниз по спине. Руки плохо слушались, то и дело шарили, проверяя снаряжение и оружие. Снег сухой, рыхлый. Ползти трудно. Казалось, что барахтаешься на одном месте. Легкая поземка не давала смотреть вперед, сыпала и сыпала мелким, колким снегом прямо в лицо.

«Фу-у, что это?! — Оула поднял выше голову, втянул в себя воздух, не обращая внимания на секущие лицо снежную крупку. — Вроде пахнуло дымком и еще чем-то терпким. Ах, да, куревом, махорку курят».

Шуршание снега от ползущих впереди подбадривало, но не настолько, чтобы чувствовать себя увереннее. «Это пройдет, — утешал себя Оула, — второй раз будет легче».

Вдруг ветер принес издалека обрывки каких-то непонятных слов. И опять тихо, лишь снег с упрямой настойчивостью осыпал и осыпал Оула, он словно удерживал, мешал, не пускал его туда, где смертельная опасность. Начало даже немного трясти. Пытаясь рассмотреть, что там впереди, Оула приподнимался на руках, но видел лишь своих, упорно ползущих вперед.

С мягким хлопком вновь вспыхнула ракета. Оула воткнулся в снежный колючий песок. Слушал, как огненный шар шипел над головой, раздраженно потрескивал и, прогорев, выпустив из себя всю силу, умирал тихо, по-стариковски.

Вот и «колючка» на кривых столбах. Оула предпоследним прополз через проход, проделанный первой парой. Значит скоро уже траншеи русских.

Напарник поравнялся с Оула и показал знаком, что всё — пришли. Теперь ждать. Их задача — прикрывать отход основной группы, которая ушла глубже в оборону противника. И потянулись минуты ожидания, похожие на часы. Отчетливо, то в одном, то в другом месте слышался говор людей, словно соседи переговаривались через улицу вяло, лениво. Вспыхивали и гасли ракеты.

Оула всматривался в бледную серость вражеской стороны, вслушивался в чужую речь и удивлялся. Ухали глухие удары, будто где-то далеко хлопала тяжелая дверь. Словно кузнечик стрекотал далекий пулемет. «Видимо и там кто-то из наших тревожит неприятеля» — Оула помаячил напарнику, тот утвердительно кивнул. Пахло сырым дымом. Кое-где, почти прямо от земли вырывались бойкие снопики искр. «Топят печки» — буднично и не зло отмечал про себя Оула.

Время остановилось.

Но вот впереди возник и стал быстро нарастать шум. Встревоженные голоса перекрыл выстрел, словно сломался крепкий еловый сук. За ним — второй, третий. И пошло. Вразнобой и сполошно. Одна за другой, прошелестев, взмыли ракеты и лупоглазо уставились на изрытую внизу землю, маленьких, снующих в панике людей. Оула с напарником уже не прятались, напротив, чуть привстав, вглядывались туда, где был слышен шум и стрельба. Едва ракеты погасли, как впереди рвануло и Оула подбросило…. Кроваво-огненно полыхнул смерч. Ударил второй взрыв и еще один, и еще. Опять повисли ракеты, освещая не только землю, но и низкие тучи, лес, разбрасывая по земле подвижные тени. Близко застучал пулемет. Оула трясло, хотя лицо горело словно в лихорадке.

— Идут…, — облегченно выдохнул напарник, — все кто в черном — отсекаем….

Оула только сейчас заметил, что прямо на них, как белые тени неслышно несутся свои. Он встал на колено и поднял винтовку. Длинно, словно захлебываясь в лае, раздражался и злился пулемет. Оула не обращал внимание на «вжиканье» шальных пуль. «Главное — пропустить своих и удержать преследование» — билось у него в голове.

— Уходим, уходим! — скомандовал старший группы, едва поравнявшись с прикрытием. — Не стрелять, себя раскроем!