Арно Зурмински - Отечество без отцов

— Боже, зачем ты нас покинул? — вполголоса повторяла она одну и ту же фразу.

Пришла мать Эрики, подсела к своей дочери и взяла ее за руку.

— Во всем виновата эта война, — сказала она.

Повторив так раз пять, она добавила:

— Теперь ты должна думать только о ребенке.

В полдень они приготовили стол в светлице, накрыли его белой скатертью, зажгли свечи и стали петь песни во славу Господа Иисуса. Колыбельку поставили в голове стола, обе бабушки качали ее, попеременно касаясь ее ногами.

Бургомистр Брёзе явился, чтобы выразить свое соболезнование.

— Столь большие жертвы не напрасны, — сказал он. — Когда солнце вновь засияет своими лучами, то все опять образуется.

Солнце садилось, озаряя все красным цветом. Едва оно скрылось, как тотчас же вновь начали нарастать сосульки. У реки Оскол давно уже наступила ночь, и тишина воцарилась на всем участке фронта, как будто туда уже пришел мир.

Уважаемая госпожа Розен!

Верный своей солдатской присяге, ваш супруг, гренадер Роберт Розен погиб в ночные часы 31 января 1943 года за фюрера и Отечество. Артиллерийский снаряд поразил его, когда он стоял на посту, защищая Великую Германию. Мы похоронили его останки на берегу реки Оскол. Примите, уважаемая госпожа Розен, мое искреннее соболезнование. Я и все боевые друзья Вашего мужа сохраним о нем добрую память.

Хайль Гитлер.

В то время как на Востоке под Курском бушевало танковое сражение, Гейнцу Годевинду был предоставлен домашний отпуск. Гамбург встретил его таким жарким летом, какого он давно уже не знал. Так как его квартира на Конвентштрассе принадлежала посторонним людям, то он разместился в солдатском общежитии вблизи порта. Когда он поинтересовался судьбой своего баркаса, на котором ходил по Эльбе вдоль и против течения, то ему сообщили, что тот мог затонуть в результате бомбежки, но, возможно, его использовали теперь для важных военных целей.

Он наметил себе много планов на эти горячие летние дни. Утром в субботу он поехал в пригородный район Виттенберг, искупался в Эльбе, а потом стал смотреть на корабли, которые на четвертом году войны по-прежнему ходили по реке, как будто у них не было никаких других дел. Во второй половине дня он отправился поездом городской железной дороги до станции Берлинертор и посетил Конвентштрассе, где на дверях одного из домов обнаружил табличку со своим именем. Женщина, жившая теперь там, как раз вернулась из городского летнего бассейна. Оба ее ребенка решили, что он их отец, о котором им рассказывала мать. Он взял обоих детей на руки и стал подниматься по лестнице.

Женщина предложила ему остаться. Она сварила кофе, нашла несколько раскрошившихся кексов и посетовала на то, что дети, вдоволь купаясь в последние дни, постоянно испытывают голод.

— Мы потеснимся, и Вы можете во время отпуска пожить с нами, — предложила она.

Он отказался от этого, рассказал о солдатском общежитии у порта и о том, что у него много планов на отпуск.

Девочка, младшая из детей, забралась к нему на колени.

Женщина спросила его о войне, Гейнц Годевинд ответил, что об этом не стоит говорить.

На стене висела фотография моряка. Женщина разъяснила, что это отец ее детей, но, к сожалению, он утонул в полярных морях. Гейнц Годевинд не нашел у него сходства с детьми.

Спустя час он стал прощаться.

Женщина сказала, что он может спать в своей старой квартире. Кроме того, она была бы рада, если бы он вновь зашел перед тем, как отправится на фронт.

В эту ночь он вообще не намеревался спать, а собирался побродить по Репербану и другим злачным местам «Большой свободы», а с рассветом планировал выбраться к Рыбному рынку, чтобы купить там селедку. Если рынок будет закрыт, а он все-таки очень надеялся, что это не так, то можно было бы посетить Гамбургский портовый концерт, который транслировался каждое воскресное утро на всю Германию. На тот случай, если его все же сморит усталость, он решил использовать для сна скамейку в парке. Как-никак ведь было лето.

Он поехал на поезде городской железной дороги по кольцевой линии, вышел на станции «Миллернтор» и посетил в цирке Буша феерию под названием «Солнце для всех». После этого он посмотрел «Выставку аттракционов». Проститутки на Хербертштрассе говорили по-французски, по-польски и по-украински, для такого рода профессии им не требовалось предъявлять свидетельства об арийском происхождении. Их денежная выручка оставляла желать лучшего, так как многие клиенты находились на фронте, а матросы посещали другие порты. Что касается гомосексуалистов, то они были теперь наряжены в серую армейскую форму для использования в важных военных целях.