Изидор Окпевхо - Последний долг

«Спасите меня, сэр, — взмолился он. — Они меня убьют».

Я почувствовал сострадание. Маленький мальчишка, лет двенадцати-тринадцати, не больше! По его лицу, слезам я понял, что в его гибели буду повинен я. Я обязан его спасти! У меня не было ни времени, ни духа спрашивать, почему за ним гонятся. К тому же я слишком хорошо помнил ужасы минувшего дня и не мог желать смерти мальчишке, который годился мне в сыновья. А толпа топотала и в любой миг могла появиться.

Возле моей фермы лежал полый ствол упавшего баобаба. Я показал на него мальчишке.

«Залезай внутрь — быстро!» — шепнул я.

Он спрятался, а на меня уже напирала толпа — с яростным ревом, дубинками и мачете.

«Где мятежник?» — Они чуть не сбили меня с ног.

«Мятежник? — Я внутренне содрогнулся. — Я видел, как вон туда в джунгли отчаянно мчался какой-то мальчишка».

Они больше не задавали вопросов. Они побежали туда, куда я показал, и через мгновение скрылись в джунглях. Тогда я позвал мальчишку и показал дорогу в противоположную сторону. Больше я его никогда не видел, но надеюсь, что бог помог ему скрыться от кипевшей ненавистью толпы. Господи, каждый раз, когда я вспоминаю этот случай, я не столько радуюсь, что сохранил жизнь мальчишке, сколько удивляюсь, насколько ожесточились людские сердца.

— Это липшее, господин Ошевире, — говорит член Комиссии. — Лучше скажите мне вот что. Утверждаете ли вы, что не знали, что солдаты мятежников еще скрываются в окрестностях города и федеральные войска стараются их обезвредить?

— В толпе, гнавшейся за мальчишкой, не было ни одного федерального солдата. Все это были гражданские — по крайней мере ни одного в военной форме.

— Вы уверены, что не ошибаетесь?

— Ну, человека в форме ни с кем не спутаешь. А я не видал ни одного в форме.

— Сколько, по-вашему, человек было в толпе?

— Не знаю, очень много. Наверно, двадцать или больше.

— И вы могли бы сказать, как был одет каждый из двадцати человек?

— Нет, не могу. Но, кажется, ясно, что, если бы за мальчишкой гнались федеральные войска, в толпе было бы больше солдат, чем гражданских.

— Хорошо. Но как, по-вашему, не является ли патриотическим долгом помочь федеральным войскам изловить остатки мятежников?

— Наверно. Наверно, так. Но этот мальчишка не мог быть солдатом.

— Почему вы так в этом уверены, господин Ошевире?

— Да на нем не было формы. Все симбийские солдаты, располагавшиеся в Урукпе, носили форму.

— Но вы нам только что сказали, что на нем не было ничего, кроме изорванных шортов.

— Да.

— Почему же вы так уверены, что это не остаток его военной формы?

— Ну… я…

— Кроме того, господин Ошевире, — перебивает он, — не пытаетесь ли вы нам сказать, будто не знали, что многие солдаты мятежников после взятия города федеральными войсками переодевались в гражданское платье и пытались таким образом скрыться?

— Я не думаю, что после взятия города федеральными войсками в нем осталось хоть сколько-нибудь симбийских солдат. Я уже сказал, дело было к вечеру. Федеральные войска полностью захватили Урукпе — а перед этим день или два шел артобстрел, — и я не думаю, что хоть сколько-нибудь симбийских солдат в здравом уме остались бы в городе.

Он пронзает меня взглядом и качает головой.

— Господин Ошевире, — говорит он, — ваше полное невежество в вопросах стратегии, разумеется, извинительно, но весьма прискорбно, что вы не отдаете себе отчета в том, что взятые с боем города приходилось неоднократно терять просто потому, что победа не была своевременно закреплена «прочесыванием», то есть очищением города от остатков вражеских войск и прочих опасностей. Повторяю, ваше невежество извинительно. Но, господин Ошевире, скажите мне вот что. Почему вы решили укрыть преследуемого человека, не узнав, за какие деяния его преследуют? Может быть, вы так же решили бы укрыть преследуемого вора только на том основании, что жизнь его находится в опасности?

— Стала бы толпа в двадцать или больше человек преследовать вора, размахивая дубинками и мачете? Нет, сэр. В нашем городе так не бывает. Мы не гонимся за вором с дубинками и мачете — мы хотим поймать вора и передать полиции, чтобы восторжествовала справедливость.

— И вы преследуете его без оружия, даже если он вооружен?

— Но тот маленький мальчишка не был вооружен — потому особенно непростительно, что толпа преследовала его с дубинками и мачете. Кроме того, я вам уже говорил, что время было жестокое. Я достаточно насмотрелся на то, что в нашем городе обезумевшие погромщики делали со своими соседями-симба, и не мог позволить, чтобы на моих глазах маленького мальчишку постигла такая же участь. Нет, сэр, этого я допустить не мог.