Монтеро Глес - Когда диктует ночь

Пропитавшись смолистым дымом, Луисардо рассказывает то, что нашептывает ему дьявол, зубы его похожи на ножовку, а щеки — в оспинах греха. Он рассказывает, что, едва водитель и пассажир уселись в фургончик, путешественник попросил Фалильо остановиться, когда они доедут до поворота на Бетис. Знаешь, малявка, это узкое шоссе, все в заплатах, которое поднимается в горы и где висит табличка о том, что проезд закрыт: «Запретная зона». Там-то, малявка, он его и высадил. Но путешественник, малявка, нашел сокровище только на следующий день.

Боги, всегда внимательно следящие за людскими делами, распорядились так, что одни богаты, а другие бедны, одни занимают высокое положение, а другие — у них под пятой. И так же как в детстве нам пророчат будущее и в колыбели рассказывают о том, как мизинчик подстрелил птичку, безымянный пальчик сходил по дрова, средний развел огонь, указательный приготовил обед, а большой и самый толстый все съел, история повторяется со взрослыми, но уже взаправду.

Я очень скоро узнал, как происходило распределение и перераспределение. Поэтому меня не удивило, что Милагрос, которая часами сдавала свое тело напрокат, почти всегда ходила без денег. Как не удивило и то, что хозяйке «Воробушков» всегда доставался жирный кусок, и, стоило кому-нибудь попытаться его отнять, она визжала, будто ей выдирают коренной зуб. Но что действительно меня удивило — это то, что виновником роковой развязки и злой смерти, постигшей путешественника, был Луисардо. Косвенно Луисардо втравил Патро и путешественника в зловещую игру, нечто вроде погребальной песни над залитой кровью колыбелью. Но предоставим эту историю самой себе и вернемся в первый вечер праздника, когда Патро взбиралась на террасу Наты, влача за собой свою притворную искренность. Собачонка с гноящимися глазами бежала за ней и рычала на ветер. «Кто, черт побери, осмелился нарушить покой Патро?» — спрашивала Патро сама себя. Должно быть, это Милагрос или кто-то из ее окружения, думала она, поднимаясь по склону. Это мог оказаться и ее недоразвитый младший брат, продолжала гадать Патро, тот, кого все зовут Луисардо и который только и знает, что пакостить. Словно дьявол с младенчества заключил с ним опасный союз, когда повитуха не удержала его на руках и он упал на пол. Плюх. Но не повезло. Ей хотелось бы унизить и растоптать его; как не уставали твердить злые языки, Луисардо ублажал Милагрос, и при одной мысли об этом Патро становилась сама не своя. Вот чем были заняты мысли Патро, когда, поднимаясь на террасу Наты, она неожиданно остановилась, чтобы перевести дух. Уже целую неделю у нее болел бок, но она все оттягивала посещение больницы, потому что на дух не переносила врачей. У нее подогнулись колени, словно она предстала перед каким-то важным лицом, совсем как когда ее дядя приезжал на открытие «Воробушков» и она ходила в церковь, к причастию, с той лишь разницей, что сейчас она сделала это, потому что уж очень болели ноги. Она опустила голову, и ее подбородок улегся на жировые складки, которых, как мы помним, было по крайней мере с полдюжины. «Возраст, наверное», — подумала она. Дул левантинец, и луна на небе светила ярко, впрочем, стоп, хватит. Оставим ее здесь, с ее жжением в желудке, застрявшим в гортани хрипом, снедаемую худшей из ненавистей — ненавистью к самой себе. Отметим только, что ее ни разу не вызывали на допрос, потому что на текущем счету у нее было хорошее алиби. Отметим также, что деньги ее никак ей не пригодились, потому что через несколько месяцев у нее обнаружили рак поджелудочной железы, и сегодня она ждет роковой развязки даже с некоторой радостью. Тут и дядя ничем не поможет. Как и Адам Смит. Но сейчас оставим ее там, на склоне Чистилища, с румянцем на щеках от недавно выпитого вина и гнилой челюстью, под которой скопились мясистые складки. Оставим ее, и пусть ветры развеют исходящий от нее запах разложения. А теперь продолжим, так как внизу, в «ауди» с кадисским номером некто заплывший жиром переживает неловкую ситуацию, в которой оказался. На заднем сиденье парочка убийц ожидает сигнала мобильного телефона. А между тем Иларио, весь в поту, пытается хоть как-то сломать лед, завязать разговор и для этого начинает рассказывать про свою жизнь. О том, как уехал из своего родного Порриньо и стал первым торговцем Библиями в провинции.

Как говорится, плевать они на него хотели с высокой колокольни. Но сознание, что его слушают, придавало ему уверенности. И, сидя в «ауди» и движимый тем, что мы называли «принудительной информацией», Илариньо продолжал рассказывать главы из своей жизни. Например, о своем приезде на юг. Его назначили в Кадис, в Пуэрто-де-Санта-Мария, куда он прибыл как-то в воскресенье, когда люди ходят к обедне и пьют вермут. Едва оказавшись там, он целиком посвятил себя торговле. Торговать предстояло брошюрками о вышивке крестом. Стратегия состояла в том, чтобы внушать клиентам, что часть денег будет передаваться в фонд какой-то изолгавшейся ассоциации по защите прав человека. Ответ всегда был один и тот же.