Екатерина Асмус - Избыток подсознания

«Ты представляешь! — жалуется она мужу. — Они спрашивали меня, получаю ли я посуду по гособеспечению! И сетовали на то, что им не выдают казенных пепельниц! На всем экономят, каждую копейку норовят у государства вытянуть, а как в Россию ехать — так у каждого по двадцать чемоданов с собой и по пятнадцать ковров!»

На эту обличительную тираду ее муж реагирует скрытой ухмылкой. Ясно, что он-то не прочь был бы получать это самое гособеспечение и вытягивать из государства любые копейки. Но — несбыточно. Во-первых, «университетские» — не «посольские», им не положено. А во-вторых — где уж там, при такой принципиальной жене… Мамочкины «странности» давно обсуждают в кулуарах, и не без ехидства. Именно ее, а не «посольских», провозящих по тридцать чемоданов, регулярно «тормозят» на выезде таможенники и пограничники. Они не могут поверить, что русская едет в Россию из-за границы без багажа. Мамочка одета с иголочки, по последним парижским модам, в руках у нее изящный ридикюльчик и небольшая элегантная дорожная сумка. На вид не отличишь от европейской дамы. Но русский паспорт действует на любого западного пограничника, словно красная тряпка на быка. И мамочку неизменно останавливают и допрашивают. За кого ее только ни принимали — за русскую шпионку, за валютчицу и контрабандистку, и все — из-за наличия русского паспорта при полном отсутствии багажа! Но мамочка упорно отказывается «затариваться» свертками и чемоданами.

— Что я — мешочница или торговка? — с презрением заявляет она. — У меня все есть, а куда больше-то? Копить это добро, что ли? В гроб с собой положить?

Окружающие считают ее неисправимой чудачкой. Ведь именно в накоплении и приумножении добра видят многие смысл жизни. И нужно сказать, что некоторые накопления действительно впечатляют: достаточно пойти в гости в большой, уютный дом, обставленный новой красивой мебелью, где у каждого ребенка — своя комната и море игрушек, где большие светлые столовые, террасы, выходящие в сад…

— Разве плохо это?? — недоумевает Аська. — Разве плохо, когда так хорошо??

Но мамочка выдвигает свой любимый и убийственный аргумент: «Мы бедные, но честные!»

И гордо задирает подбородок. Губы ее плотно сжаты, в глазах — решимость до последнего защищать Родину от тлетворного влияния капитализма…

В огромном доме мадам Прето с этажа на этаж нужно перемещаться в лифте! А управляет им добрый пожилой человек в специальной нарядной одежде. Аська впервые видит такую диковину: в Ленинграде к ним в квартиру нужно подниматься пешком на пятый этаж. Правда, у бабушкиной сестры, тети Лики, есть лифт, но совсем другой! Он крошечный — на двоих, очень вонючий и страшнопрестрашно скрипит. Аська боялась того лифта, и потом ей всегда снились кошмары: как будто бы лифт срывается и падает, и она летит, запертая в этой каморке, в темноту, в никуда, в никуда… Просыпалась после этого сна дрожа от страха и в слезах. Но в доме мадам Прето лифт совсем не такой! Он большой, зеркальный, на полу — ковер, и пахнет потрясающе. А еще можно посидеть на бархатной скамеечке и послушать ласковое подшучивание лифтера. Вот он останавливает лифт, открывает красивую узорчатую решетку-дверь и выпускает тебя на пушистые ковры, в столовую, завтракать.

— Бон аппетит! — говорит он вслед и улетает на своем лифте вниз, на первый этаж.

За огромным, накрытым белоснежной скатертью столом уже сидят и улыбаются мадам Прето и ее муж Франсуа. Они — полная противоположность друг другу внешне, но абсолютно согласны друг с другом во всем. Мадам — кругленькая, маленькая, очень молодящаяся пожилая дама с внушительным бюстом и крошечными ножками. Одета она всегда в умопомрачительные кружевные, парчовые, газовые платья, декольтированные самым пикантным образом и со всех сторон. Идеальной формы, розовые с перламутром ногти (предмет особой зависти: у Аськи вечно обгрызены и — каемочка, как ни отмывай!), величественная прическа (даже по утрам), ну и, конечно, туфельки — бисерные, шелковые, вышитые, золотые, серебряные, которые мадам меняет по нескольку раз на дню, вместе с платьями. Аська называет их «Золушкины туфельки», а мамочка почему-то смеется над нарядами мадам Прето, говорит, они вычурные и безвкусные. Муж мадам, Франсуа, тоже одет с иголочки. Высокий, подтянутый, темные волосы с проседью гладко зачесаны, всегда в безукоризненной белой рубашке и при костюме, с утра в светлом, а вечером в темном. У пожилой пары нет детей. Они поглощены собой и постоянно делают друг другу подарки — кругосветное путешествие, украшения, новшества для дома или просто — милые пустячки. Они обожают вечеринки, приемы и разъезды, вот почему мадам Прето охотно берет Аську в гости на несколько дней: это лишний повод вновь объехать всех знакомых вместе с малышкой. За завтраком мадам Прето не умолкает ни на минуту — рассказывает, как вчера ездила по магазинам, что видела и что купила. Франсуа и Аська слушают ее веселую болтовню и улыбаются. Тихие слуги подают свежайшие круассаны, масло, джем, кофе со сливками (сегодня традиционный французский завтрак) — и непременно, для Аськи, вкуснейшие пирожные. Сверкает серебро кофейника и маленьких ложечек, белоснежные полотняные салфетки укутывают тонкий французский батон — «багет» — с невыносимо аппетитной и румяной хрустящей корочкой. Фарфоровые, нежно-розовые чашечки так тонки, что буквально просвечивают насквозь. Свет из огромных блестящих окон заливает столовую, в углу которой величественно возвышается резной дубовый буфет, сверкающий начищенными бронзовыми ручками и намытыми цветными стеклышками; подобный, кстати, стоит у Аськи дома в ленинградской коммуналке, и она ощущает некое радостное единение от обладания похожими вещами. После завтрака выходят на балкон — Франсуа курит тоненькие светлые сигары, мадам Прето болтает, а Аська смотрит вниз, на ухоженный сад с прудами, мостиками и дорожками. В этот час уже трудятся садовники — подстригают кусты.