Юрий Коротков - Авария

Дома Валерка не ушла, как обычно, в свою комнату, задержалась на кухне, и на Николаева напал вдруг приступ красноречия. Он вспоминал смешные случаи, из службы, нещадно привирая и придумывая на ходу, чтобы было смешнее.

— Стою, значит, на Часовой — там движение одностороннее. И вдруг прямо глазам не поверил: «шестерка» пилит в обратную сторону, навстречу движению. Машины от нее шарахаются кто куда. Ну, я ее останавливаю — сидит размалеванная такая дамочка. Я говорю: «Здесь движение одностороннее». — «А? Спасибо», — врубает заднюю скорость и так же спокойно назад попилила…

Дед посмеивался, Валерка улыбалась, привалившись спиной к подоконнику.

Мать, не снимая плаща, зашла на кухню, постояла, глядя на них.

— Чего ты? — возбужденно обернулся Николаев. — Садись.

— Сейчас, — кивнула мать, подошла к Валерке, негромко спросила: — Где была три дня?

Николаев досадливо дернулся, выразительно глянул на нее: был ведь уговор не вспоминать.

— Тусовались с ребятами, — ответила Валерка. — А что?

— Интересно было?

— Нормально.

— Угу, — снова кивнула мать. Размахнулась и изо всех сил ударила ее по щеке. — Дрянь! Дрянь! Дешевка! Шлюха подзаборная! — срываясь на визг, закричала она, обеими руками лупцуя Валерку по щекам. — Убить тебя мало!

Что поразило Николаева — Валерка стояла неподвижно, даже не закрывалась, только жмурилась от ударов.

— Ты что? Мать! Сдурела? — Николаев вскочил, схватил ее за руки, оттащил от дочери.

— Ты что думаешь? Где она… — рвалась мать к Валерке, — Стоит, паинька, улыбается! Думаешь, где она? Она с женатым мужиком в постели кувыркается!

Николаев взглянул на неподвижную Валерку, растерянно спросил:

— Это что… правда?

Валерка подняла ладонь, потрогала горящую щеку и спокойно ответила:

— Правда.

— А ну, пойдем! — Мать схватила ее и поволокла к двери. — К прокурору пойдем! Я ему устрою, кобелю!

— Не пойду!

— Пойдешь! Пойдешь как миленькая! — Мать ударила ее еще раз, потащила за собой чуть не волоком.

— Не пойду! — Валерка вырвалась и отскочила.

— Я сама пойду! К нему пойду! К жене!

— Стой! Мама! — Валерка вцепилась в мать. — Мам, пожалуйста, не ходи! Не надо, мам! Ну, хочешь, меня бей!

Мать оттолкнула ее, сгоряча замешкалась с замком.

— Мама! — отчаянно крикнула Валерка. — Если пойдешь, я… я жить не буду, так и знай! — Она затравленно оглянулась, бросилась в ванную, вывернула бритву из отцовского станка и выбежала в коридор.

Мать уже открыла дверь.

— Мам! — Валерка задрала рукав, выпрямила вниз руку со сжатым кулаком. — Мам, посмотри!

Мать на мгновение обернулась, и Валерка, глядя ей в глаза, медленно провела бритвой по венам. Фонтаном ударила кровь, полилась с пальцев на пол. Мать охнула, схватилась за сердце и села у двери.

— Ты этого хочешь, да? — дрожащими губами выговорила Валерка.

— Ты… с ума сошла… — Николаев обхватил ее руку выше локтя.

— Подожди! Обещай, что она никуда не пойдет!

— Конечно, конечно… — Николаев беспомощно огляделся: мать, закрыв глаза ладонью, сидела у открытой двери, дед ни жив ни мертв сжался в своем углу. — Дед, «скорую»! Да быстрей! Дверь закрой! И валидол! Стой, жгут какой-нибудь! Да что ж такое! С ума все посходили?..

«Скорая» неслась по пустынному Садовому кольцу. Врач за плексигласовой перегородкой разговаривал с водителем. В тряском салоне Валерка придерживала на весу перетянутую жгутом руку. Николаев сидел рядом, бессильно опустив плечи, смотрел в пол. Пожилая фельдшерица откинулась на своем сиденье, вытянув ноги, глубоко засунув руки в карманы плаща, накинутого на белый халат.

— Идиоты, — сказала она. — Целый этаж идиотов… Одному отец на магнитофон не дал — из окна сиганул. Лежит, позвоночник сломал… С жиру бесятся… Чего не живется-то? — обернулась она к Валерке. — Мы на карточки жили. С голоду качает, а вечером на танцы бежишь. Весело жили, не то, что вы… Я честно скажу: я бы таких и не вытаскивала. Не хочешь — не живи! Или плати за койку! Страна всеобщей занятости: один вены режет, другой шьет — двое при деле…

Валерка смотрела в окно.

В Склифе ее сразу провели в операционную, заставили раздеться и уложили на стол под яркими лампами.

— Глубоко порезала, — сказал хирург, молоденький парнишка в зеленом пижонском колпачке.

— Так получилось. Извините. — Валерка отчаянно трусила, облизывала пересыхающие губы, блуждала широко распахнутыми глазами по операционной, стараясь не смотреть на жутко поблескивающий инструмент.