Николай Дежнев - Дорога на Мачу-Пикчу

Конвоир положил мне на плечо руку:

— По случаю дня рождения у Антипы гости из Галилеи. Не советую тебе портить им настроение!

После чего втолкнул меня пинком в большой, освещенный множеством светильников зал. Если не считать опоясывающую стены галерею с бойницами, роскошью он мог сравниться с любым из известных мне дворцов. Барельефы крылатых сфинксов соседствовали здесь с головами слонов, в элементах многочисленных орнаментов чувствовалась близость Египта. Разогретый воздух дышал ароматами специй и благовониями.

Возлежавшие за столами гости расположились на невысоком, оставлявшем середину зала свободной, подиуме, тут же под сводами галереи устроился небольшой оркестр. При моем появлении музыканты перестали щипать струны и бить в чаши кимвала. Наступило довольно долгое молчание во время которого пирующие внимательно меня рассматривали. Первым его нарушил сидевший под балдахином толстый флегматичный мужчина:

— Кто ты, чужеземец? Почему назвался моим гостем?..

Ах вот в чем дело, Ироду передали слова сапожника! Отсюда и интерес к моей особе.

За спиной тетрарха на высоких подушках восседала, расправив плечи, холеная женщина. В ее красивом лице и высокомерной позе было что-то хищное. Гордо подняв точеную голову змеи, она смотрела на меня надменно, в холодных глазах читалось презрение. Стерва, каких поискать, — решил я, стараясь не встречаться с Иродиадой взглядом, — от такой милости не жди. В остальном лица гостей показались мне обыденными, мало отличающимися от тех, какие встречаешь каждый день на улицах наших городов. Будь на моем месте Харон, сказал бы, что не раз переправлял этих ребят через Лету. Сам Антипа напомнил мне откормленного борова с навязшей в зубах рекламы пива.

Шло время, вопрос был задан. Я откашлялся:

— Великий государь! — поклон мой был глубок, речь сладка. — Имя, данное мне при рождении, на слуху у многих достойных людей. Я Дорофейло из Александрии, философ и предсказатель. Прибыл сюда в поисках места при твоем дворе. Остановился по пути послушать Иоанна, а солдаты приняли меня за простолюдина…

Некоторое время Ирод Антипа молча перебирал губами, а придя к какому-то решению, хлопнул в ладоши:

— Позвать сюда Бен — Бара!

Лицо тетрарха лоснилось от пота, два голых по пояс черных слуги усиленно работали опахалами. От духоты и выпитого вина царь раскраснелся, но парчовых одежд, расшитых яркими цветами и птицами, снять не пожелал.

— Дорофейло… Дорофейло… — повторил он несколько раз, как если бы пытался распробовать мое имя на вкус. Повернувшись к появившемуся из двери плотному мужчине, спросил: — Скажи, Бен — Бар, ты когда — нибудь слышал о звездочете и философе Дорофейло?.. Нет?.. А он, между тем, хочет занять твое место!..

На толстых губах вошедшего появилась льстивая улыбочка. Лицо его было мясисто и тяжело, приближаясь к тетрарху, он на каждом шагу отвешивал поклоны. Вскинув глаза, уперся, словно уколол, в меня взглядом, но уже в следующее мгновение взирал с обожанием на Ирода Антипу.

Бен — Бар?.. Не хватало смыкавшихся под массивным подбородком бакенбардов, их заменила вьющаяся кольцами бородка, недоставало смокинга, вместо него мужчина носил просторные, скрывавшие его плотное тело одеяния, в остальном… Я вздрогнул, сомнений не было, передо мной стоял де Барбаро! Я готов был поклясться, что цветастый платок на его крупной голове скрывает обширную лысину, но клятвы от меня никто не требовал.

— Судьба каждого из нас в руках Господа и в твоих, великий государь! — смиренно произнес Бен — Бар глубоким баритоном. — Тебе решать, кого одаривать милостью, а кого гнать взашей…

Ирод Антипа расплылся в довольной улыбке:

— Ну-ну, Бен — Бар, ты же прекрасно знаешь, как высоко я тебя ценю, как глубоко уважаю великий род Асмонеев, к которому ты принадлежишь! Твои предки полтора века правили страной, им досталось не самое лучшее время…

Антипа сложил бантиком красные губы сластолюбца:

— Что ж, Дорофейло, расскажи нам о себе, где и чему ты учился!

Удивительно сообразительным бывает человек, когда над ним нависает смертельная угроза. Серое вещество его мозга вскипает и выбрасывает вместе с паром в сознание единственно возможное решение. В детстве, чтобы уберечь от влияния улицы, отец приобщал меня к чтению. Мама же мечтала сделать из ребенка музыканта, но тут, на мое счастье, подвернулся медведь, который не то, чтобы наступил, а долго и с удовольствием топтался на моем ухе. В результате я много читал и неплохо помнил «Жизнь двенадцати цезарей» и имя Скрибония, предсказавшего Тиберию царский венец и затесавшегося этим в историю. Поймав после первых слов кураж, я начал близко к тексту пересказывать книгу Гая Светония и успел дойти до описания гладиаторских боев из романа «Спартак», но тут Антипа меня остановил.