Вместо ответа я пришпорил любопытную скотину пятками, но наглая морда только радостно заржала:
— Мне, почему-то, так и показалось!
И, набрав с места крейсерскую скорость, дядюшка Кро на полном ходу выскочил на речной простор. От такого маневра у меня захватило дух, я вцепился в монашеский ремень бульдожьей хваткой. Москва с ее набережными осталась далеко позади, а за полосой желтого тумана, где у берега ждали своей участи страдальцы, замелькали батальные сцены Великой Отечественной и вышки сталинских лагерей. Я видел, как стекаются с поля боя к водам забвения потоки солдат, как смешиваются они с изможденными непосильным трудом заключенными, как бредут темной массой в грязных ватниках и простреленных шинелях. К русским присоединяются немцы, к тем люди со всех концов Европы. Мелькнул в дали пылающий рейхстаг и по продуваемому ветрами Петрограду заметались под кумачовыми флагами черные революционные толпы. Поднимаясь из окопов Первой мировой, потянулись к Лете отравленные газом и скончавшиеся от ран, умершие от тифа и не пережившие холеры, Шли, опустив голову, те, кто убивал — не зная зачем, и те, кого убивали — неизвестно за что. Все те, кому не нужна была война, но кто бежал в атаку, бессмысленно и страшно кривя рот: «ура-а-а-а!..».
Дядюшка Кро наддал и мимо потянулись сражения Наполеоновских войн, замелькали штандарты гвардейских полков Петра и знамена русских ратников с ликом Спаса Нерукотворного. На берегу реки уже не оставалось свободной пяди, а убиенные все шли и шли и не было им конца. Нет, это не история, — думал я, стараясь удержать равновесие на скользкой спине аллигатора, — это одна большая бойня! Перед носом крокодила вскипала вода, мы неслись через анфиладу столетий, в то время как на другом берегу…
А на другом берегу ровным счетом ничего не происходило. Все так же к вратам преисподней от причала тянулась цепочка людей, все так же дремал, клюя носами, у камня старый пес. Созерцание этой до боли знакомой картины заняло у меня не больше нескольких секунд, но когда я повернулся, то едва успел заметить догоравшие свечами русские города и несущиеся лавиной на низкорослых лошадях полчища татар. За ними красочной толпой, вперемешку с конными рыцарями, валил разношерстный сброд и я догадался, что начались крестовые походы. А на горизонте из степей Предуралья уже выдвигались темной тучей во главе с Аттилой гунны. Им навстречу, ощетинившись копьями, маршировали римские легионы…
Как ни был занят навигацией дядюшка Кро, а заметил:
— Слышь, Дорофейло, а ведь эту мясорубку люди с юмором называют цивилизацией! Выбери Создатель для эксперимента с интеллектом не мартышку, а благородного крокодила, такого безобразия не было бы…
Как дальний потомок той самой мартышки я готов был с ним согласиться, только бы он не извивался подо мной всем телом и не вертел по сторонам головой. Общечеловеческие проблемы меня, конечно же, волновали, но значительно больше я трясся за собственную шкуру.
— Обрати внимание, туман редеет, — продолжал аллигатор, сбавляя скорость, и я увидел, что клубившееся вдоль берега марево истончилось и ровным слоем расползлось над землей.
Из этой дымки выступил раскинувшийся на берегу старый город. Над его плоскими крышами висела огромная, красная, как кровь, луна. Казалось, ей не было дела до того, что происходит внизу, на погрязшей в грехе земле. А события там развивались нешуточные. По улицам города с факелами и обнаженными мечами бегали солдаты. Они метались между домами, заскакивали во дворы и тогда оттуда доносились истошные крики женщин и детей.
— Не могу понять, чего это они суетятся?..
Отдувавшийся после гонки дядюшка Кро презрительно фыркнул:
— Поаккуратнее с глаголами! Что значит «суетятся», когда перед тобой Вифлеем Иудейский! Ты, Дорофейло, присутствуешь при описанном в Евангелиях избиении младенцев. Когда волхвы, получив от Господа откровение, не вернулись, Ирод Великий из страха перед мессией и по злобе послал солдат вырезать всех детей до двух лет…
Объяснение аллигатора привело меня в замешательство:
— Честно говоря, мне всегда казалось, это легенда…
Дядюшка Кро покачал укоризненно головой:
— Видно ты никогда не задумывался о том, что в мире людей нет ничего более подлинного, чем предания… А напрасно! На них, как на фундаменте, выстроен храм человеческой веры. По прошествии времени уже не имеет значения был факт, или это всего лишь плод воображения, и даже лучше, чтобы его не было, тогда нет ограничений для фантазии. Вера людей и их молитвы делают легенду самодостаточной и куда более реальной, чем любая окружающая действительность…
Читать дальше