Михаил Веллер - Живы будем – не помрем

Ребята таращили глаза, потрясенные невероятной историей. Всем по очереди Джахадзе церемонно потряс руки.

(Вместо своего адреса, надо заметить, он оставил адрес двоюродного брата в Гори. Звал всех в гости.)

Долго махал вслед автобусу…

Общежитие скрылось за поворотом, и на Сашу набросились:

— Расскажи! Кто, как, чего? Во Саня дал — сына миллионера спас!

А Джахадзе с сыном — с настоящим своим сыном, кстати, который с энтузиазмом пропустил три дня школьных занятий, — поехали на вокзал, где прогуливался с тремя билетами Звягин, ночевавший в соседнем номере гостиницы: не желая риска, он руководил лично.

Они были втроем в купе. Поезд тронулся. «Миллионер» Джахадзе перевел дух. Проводница принесла чай. Звягин извлек из портфеля бутылку молока, кинул в нее соломинку и откинулся к стенке.

— И еще клевещут, якобы на Кавказе водятся аферисты, — поразился Джахадзе. — Такого делягу, как ты, Леня, свет не видел. Если б ты поселился в Грузии и задумал делать деньги…

— То-то ты их много делаешь, — хмыкнул Звягин.

— Я хорошо живу и честным человеком. В конце концов я врач.

— Я тоже. Но ты был так похож на грузинского князя, так сверкал глазами: благородная осанка, дивный акцент! Ты где научился декламировать с таким акцентом! Ты Отелло никогда не играл?

— А ты никогда не пробовал сочинять авантюрные романы? Со счастливым концом?

— Жена утверждает, что вся моя жизнь — это серия авантюрных романов со счастливым концом; но она предпочла бы быть их читателем, а не женой их героя — это хлопотно и накладно.

— Тебе повезло жениться на умной женщине.

— А тебе идет белая «Волга».

— Э. Похожу пешком. Дольше инфаркта не будет.

Сын Джахадзе вышел с пустыми стаканами за чаем.

— А твой парень здорово плавает, — одобрил Звягин.

— Мастер спорта, — самолюбиво сказал Джахадзе. — В сборную «Буревестника» за Ленинград берут. А здорово он изображал утопленника, ты не представляешь. А твой десантник не проболтается?

Поезд с грохотом летел по мосту. Внизу белый катерок тащил баржу по шершавой сини реки.

— Спасибо тебе, старик, — сказал Звягин.

— За что? — возмутился Джахадзе. — Разве мы не врачи? Разве мы не друзья? Разве мы не живем в одном городе? Почему ты, кстати про один город, в гости никак не заходишь?

— Вот послезавтра сменюсь с суток — и зайду, — пообещал Звягин.

— Послезавтра я дежурю, — сказал Джахадзе.

Реакция Риты на «Волгу» — Саша написал ей все на следующий же день — поразила его немного неприятно. Рита захлебывалась от восторга. Рита писала, что всю жизнь мечтала именно о белой «Волге». Рита рассуждала, что вообще ее можно и продать, раз пока денег у них немного, причем продавать лучше на Кавказе или в Средней Азии, там дадут дороже. У нее есть друзья, которые это устроят и возьмут очень умеренные комиссионные. Рита делила деньги за непроданную «Волгу»: квартира, гарнитур, шуба; из ее слов явствовало, что это сущие гроши для настоящей жизни. Рита вздыхала по серьгам с бриллиантами, «хоть маленькими», которые он ей обязательно подарит, правда же? И надо будет завести афганскую борзую, это очень современно. Рита считала, сколько денег они могут скопить, если он станет работать чуть больше, а пожары станут чаще… М-да…

Саша разложил пачку писем по числам и стал медленно перечитывать…

Нет, письма не давали ни малейших сомнений в том, что все в порядке, были полны слов о преданности, верности и терпении: для нее существует он и только он. Кроме этих постоянных уверений шли рассказы о подругах, которые ему были, по правде говоря, довольно безразличны и представляли интерес лишь как часть ее, Ритиной, жизни. Случаи были какие-то банальные: кто с кем живет, кто что купил, у кого какая квартира, — «а у нас будет лучше».

Опять рассуждения о тряпках, телевизорах, мебели. Неприятно царапнуло упоминание о знакомстве в книжном магазине, так что удастся составить приличную библиотеку, а если с соответствующей переплатой покупать детективы по нескольку экземпляров, то их можно выгодно продавать и менять на черном рынке. Все это так, но… То, что месяц назад, когда он дрожащими пальцами вскрывал конверты, воспринималось как трогательные попытки вить гнездышко и казаться практичной, сейчас выглядело как-то… ну не самым лучшим образом выглядело.

Она писала, что готова на все, в любой момент все бросит и приедет, пусть он только скажет: она всем пожертвует, от всего откажется! И тут же намекала, что это ей дорого обойдется, но неважно, лишь бы ему было хорошо… Пусть только скажет.