Он поверил и, уточнив кое-какие детали, сказал, что испробует этот способ. Почти полдня он с сыном-подростком занимался приготовлениями. Должен сказать, что подготовка велась самым тщательным образом. Минут десять они ловили белого леггорна, а потом, поставив его лапами на землю и удерживая в таком положении, измерили его рост. Они тщательно отмерили жесткую холстину, надбавив еще пару дюймов, а затем стали о чем-то советоваться, все поглядывая в мою сторону. Я в это время высеивал семена полевых бархоток. Я уже не раз побывал в расположенных поблизости зарослях, изучил почву и места, где растут эти цветы, собираясь посадить их в своем саду.
Наконец Свинберн подходит к забору.
— Извините, что беспокою, — начинает он. Вот это уже иной разговор. — Но у меня в курятнике не один насест.
— Выберите самый верхний, — говорю я. — Ваш петух, без сомнения, альфа-птица.
Когда работа окончена, Свинберн приглашает меня на кружку пива. Но он, как видно, не изменил своего мнения о моем динго, поскольку он и его жена с жаром начинают рекламировать мне достоинства длиннохвостого попугая.
— Знаете, попугай великолепно чувствует себя в домашних условиях, — говорит Свинберн. — Наш Джой так забавно болтает.
Попугай, самец, голубого цвета разных оттенков, сидит на руке у хозяина; в то время как миссис Свинберн нежно улыбается, глядя на своего любимца, птица красуется и охорашивается, а затем, опустив крылья, делает попытку совокупиться с большой красной рукой Свинберна.
— Чудной, не правда ли? — спрашивает миссис Свинберн. — Он делает это в определенные часы.
«Вот бедняга», — думаю я.
— Ничего удивительного, — говорю я вслух.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего, — отвечаю я. — Я имею в виду, что это чудесно.
— Мне говорили, что эти попугаи на воле не говорят, — заявляет миссис Свинберн.
— Нет, — подтверждаю я, — только когда их посадят в клетку. — Я воздерживаюсь, не высказываю своего мнения о мимикрии, вызванной неудовлетворенным сексом, подавленной жизненной энергией.
Незаметно, чтобы Мэншен-стрит смягчила свое отношение к Реду, — Свинберн, директор-распорядитель обувной фабрики, выступал от имени обитателей нашей улицы, как один из ее альфа-членов. Я был уверен, что и другие соседи говорили между собой то же, что и он.
Как-то вечером спустя несколько дней они мне все это высказали в открытую. Ко мне зашла миссис Фиттер. Если Свинберн — альфа-мужчина, то она — альфа-женщина. Ее отец — мануфактурный король, построивший огромный особняк с декоративными наличниками, где и проживало семейство Фиттеров, в распоряжении которого было два автомобиля.
— Я к вам от имени женщин-матерей на Мэншен-стрит, — начинает она. Миссис Фиттер — крупная темноволосая женщина, чуть усатая. — Они обеспокоены тем, что динго может броситься на их детей, когда они идут мимо собаки по дороге в школу, а она лежит в придорожной канаве.
Тут она явно передергивает. Почти всех детей отвозят в школу на машинах.
— Никогда он на них не бросится, — заверяю я ее. — В канаве он лежит потому, что это граница принадлежащей ему территории. Подобно нам, людям, животные по-своему тоже землевладельцы.
— Более того, он лает на них, — говорит она, явно хватая через край.
— Динго вообще никогда не лают, — вежливо замечаю я, но внутри у меня все кипит. Марта делает мне предостерегающие знаки.
— И на машины тоже лает, — не унимается миссис Фиттер, — мне пришлось объехать его стороной, чтобы но задавить. А по морде у него течет слюна.
— Хорошо развитые слюнные железы, только и всего, — замечаю я. — Уверяю вас, он ни на кого не набросится, но, во всяком случае, выход очень прост. Ваш пес, шнауцер, миссис Фиттер, владеет тротуаром, примыкающим к вашему дому, или он так думает, что владеет. Я уважаю его права и не ступаю на его тротуар, и мы с ним очень хорошо ладим.
Не слишком-то тактичный ответ, но я и не стремлюсь быть тактичным.
Когда миссис Фиттер удаляется, Марта говорит:
— Последние дни Ред и вправду гонялся за машинами.
— Но не лаял? — спрашиваю я.
— Нет.
Через три дня к нам вечером явился молодой полицейский. Миссис Фиттер пожаловалась, что Ред свернул шею одной из ее кур.
— Она это сама видела? — спрашиваю я.
— Нет, но она уверена, что это мог сделать только ваш динго, — говорит полицейский.
— Хорошо, констебль, я не хуже вас знаю закон, — говорю я. Не хочется, но приходится немного хитрить… — Каждой собаке разрешается укусить один раз — второй раз запрещается. Я не допускаю мысли, что это Ред свернул шею курице. Это могла сделать любая другая собака с нашей улицы. И дальше, Ред совсем не обязательно динго. Он может быть и простой дворняжкой. Я не знаю его происхождения. Его нашел мой друг где-то в глуши и привез в Сидней.
Читать дальше