Дональд Стюарт - Современная австралийская новелла

Я мог бы многое простить Рою за эти слова, не будь тут Ады. А она продолжала вязать, опустив голову, с чуть заметной усмешкой на губах. Я представил себе, что ожидало злосчастного будущего зятя, когда он вернулся и сказал Рою о случившемся. Или эта тяжкая обязанность выпала на долю Ады? И сколько еще ей пришлось вынести? При трех взрослых девушках в доме, без сомнения, вертелось немало молодых людей. Что за сцены, наверное, разыгрывались тут! Сколько бурных объяснений и угроз; сколько потребовалось от Ады выдержки и изворотливости — кто знает? Что-то новое открывалось для меня в этом изборожденном морщинами лице, склоненном над спицами. Не ожесточение, нет — скорее уверенность в себе. Мне вспомнилась девушка в бархатной блузе на фотографии в спальне; ее упрямый подбородок…

— Боб, тебе ясно теперь, откуда у меня злость на пьяниц?

Я осторожно кивнул. Я хотел одного — пусть бы он говорил про лошадей, а остального не касался:

— Лошади, пожалуй, похожи на детей. С той разницей, что так и не становятся взрослыми. Нам постоянно приходится думать за них.

— Если тебе не попадется какая-нибудь вроде той моей кобылки. — Он помолчал немного, раздумывая над моими словами. — Это ты верно подметил. Приглядывать за ними нужно. Недосмотришь — недолго до беды.

На миг воцарилась тишина. Но при первых же его словах стало ясно, что мне не удалось отвлечь его от воспоминаний. Прошлые обиды не давали старику покоя, и он упорно не желал говорить ни о чем другом. И вот — еще одна семейная драма, вторая дочь, опять бестолковый ухажер и опять — загубленные лошади.

— Как раз во время жатвы это получилось. Мне надо было взять кого-то в помощь на пару недель, а этот молодчик, — снова искоса брошенный взгляд на Аду, — все равно околачивался поблизости. Пусть, думаю, поработает, хоть малый прок от него будет. Вот раз утром посылаю его загнать табун. А кони, скажу я тебе, были — во всей округе таких не сыскать. Как работали! Бывало, падут на колени, не хуже волов — а тянут. Ладно, пошел он. Выпас большой, от дома коней не видать, и я велел ему сесть на старого серого пони, что тут же стоял, во дворе.

— И что ж ты думаешь — этот олух, разрази его гром, погнал коней галопом! Здоровенных тяжеловозов — галопом! Я услышал их из амбара и выскочил наружу, когда они уже показались из-за поворота ручья и шли во весь опор. Не иначе он хотел перед Агнес покрасоваться. Девицы как раз все рядом копошились, в коровнике. Сам молодчик на пони был где-то в хвосте, в клубах пыли затерялся — мне не видать. Бросил я все и бегом навстречу — сейчас, думаю, перехвачу его и задам жару. Но все это еще цветочки, ягодки впереди. Знаешь, что за штука — маллийские ворота?

— Знаю. Короткий щит, вроде рамы, а на нем металлические стойки с колючей проволокой.

— Верно. Мы этот щит вставляем в петли на столбах изгороди — и готово. Такими вот воротами я и закрывал тот загон. Когда уходишь и их открытыми оставляешь — как этот парень сделал, чтоб дать коням дорогу, — непременно надо развернуть их в сторону на полкруга и прислонить к ограде. Боже упаси их на земле плашмя оставить! Сколько скотины на моих глазах из-за этого покалечилось, запутавшись в проволоке, — не счесть. В общем, сам понимаешь, о чем я…

— Кони напоролись на эти ворота?

— Весь табун! Вожаком у меня был крупный гнедой с бельмом на глазу, он, когда не взнуздан, иной раз пошаливал. Ничего страшного бы не случилось, кабы тот молодчик не пустил их галопом. Знаешь, когда гонишь табун, в лошадей вроде бес какой вселяется. Вырвался вперед мой Гнедко, наяривает — аж земля под ним прогибается. Гляжу я, и чует мое сердце — сейчас Гнедко понесет. Я век свой с лошадьми, их норов знаю. Как головой замотал Гнедко да пошел с дороги в стороны шарахаться — и все его мысли уж у меня будто на ладони. Эх, думает, шабаш, на сегодня отработал — ну и разгуляюсь я! И рванул назад к ручью, а за ним весь табун. Ну, особой беды в том не было. Это ж тебе не скаковые лошади, серый их завернул играючи. Но когда он их снова направил к дому, они уж шли не прямиком в загон, а растянулись наискось, вдоль ограды…

— А ворота лежат на земле?

— То-то и оно — ворота! Вижу — лежат, а сделать ничего не могу! Все равно мне туда не поспеть. Кричал, сколько сил хватило, — не докричался… — Старик содрогнулся и прикрыл глаза. В первый раз я всей душой был на его стороне.

— Четыре ряда колючей проволоки! Веришь ли — мочи не было смотреть, глаза сами зажмурились. Слышу — удар, крик, и проволока звенит, как струна натянутая. Открыл я глаза. Вижу: Гнедко уж готов, напоролся, изо всех сил рвется, и с каждым рывком та проволока проклятая все выше ему ноги опутывает. А остальные кони в кучу сбились, и с налету двое передних тоже рухнули на гнедого. Еще двое — прямо по ним копытами — и оземь. Одна только кобыла старая, хитрющая, сообразила обойти их стороной. Не приведи господи, Боб, еще когда такое увидеть! — Рой, не помня себя, вскочил со стула. — Когда я прибежал, один конь вырвался из свалки — мечется кругами по лугу, а кровища у него с боков и ног ручьями хлещет. А еще двое бьются в проволоке, заживо себя на куски кромсают. Четыре ряда колючек — это пострашнее бойни будет! Первое, что я сделал, — крикнул, чтоб сбегали за ружьем. Двоих пристрелил сразу, а потом и третьего, после того как его осмотрел. Никогда уж у меня не было больше такого табуна.