Дидье Ковеларт - Притяжения [новеллы]

Я ни разу не был на этой улице. Она в самом конце старого квартала, притулившегося к горе, и видит солнце, наверно, всего час или два в день. Это уже не совсем город — низкие дома, облупившиеся вывески, бесплатная автостоянка, — но и не деревня. Забытый тупик, упершийся в скалы, в зарослях ежевики, на которых белеют вместо цветов пластиковые пакеты: ветер здесь почти всегда дует со стороны «Ашана». Теплая предвечерняя пора, тишина, изредка нарушаемая звяканьем столовых приборов. Уже добрых пять минут, как я не встретил ни души. Я забрел сюда случайно, шел куда глаза глядят, как и каждый вечер, — с той лишь разницей, что сегодня у меня есть цель.

Проснувшись утром, я сказал себе: сегодня пойду бронировать. Мое первое самостоятельное решение, с тех пор как закрылся театр, — за эти тринадцать лет, которые Кристина стыдливо именует «моей проблемой с реальностью» и пытается помочь делу, пичкая меня витаминами. Она из тех людей, что смотрят далеко вперед и считают, будто время все лечит. Ничего оно не лечит, и тем лучше. Я влюбился в нее по уши на факультете театрального искусства, в постановке чеховской «Чайки». Счастье было полным, навсегда и без оглядки. Я взял жилищный кредит и купил ей в качестве свадебного подарка «Театр у Пекарни», уютный подвальчик, обтянутый красным бархатом, где я собирался играть вместе с ней лучшие пьесы мирового репертуара. После второго «скромного успеха» — тридцать зрителей за неделю — она предпочла создать мне семейный очаг и взять в свои руки химчистку. Когда родился наш сын, городская санитарно-гигиеническая служба закрыла театр из-за крыс: в соседнем помещении был ресторан.

С тех пор если я и влюблен, то лишь в воспоминание. Моя жизнь застряла в мечте — несбывшейся и потому нестареющей. «Ваш муж совсем не меняется!» — вечные восторги клиентов. Неудачники хорошо сохраняются. Кристина же похудела на пятнадцать кило ценой строгих диет после двух беременностей: ни тебе груди, а то, не дай бог, обвиснет, ни улыбок — от них морщины, и пахнет от нее теперь только чистотой. Все, что осталось в ней от наших студенческих лет, — акцент швейцарской немки, который она поддерживает как дань памяти, с тех пор как ее родители погибли под лавиной. Этот акцент весомо звучит за прилавком, в любви — не настолько, но наша сексуальная жизнь мало-помалу становится бессловесной. Она допускает меня к телу раз в две недели по воскресеньям, перед мессой. В остальное время я изменяю ей с ее же фотографиями из спектаклей. С Кристиной пятнадцатилетней давности, единственной, подлинной, только моей.

Время от времени, так, чисто для проверки формы, я позволяю себе кое-какие похождения и в настоящем времени, осторожно и по-тихому, но их и сравнить нельзя с моим давним закулисным блаженством, — так стоит ли множить разочарования? Занимаясь любовью с прошлым, я храню верность самому себе.

Конечно, теперь, когда дети выросли, я мог бы развестись, но мой отец не сможет обойтись без моей жены. И потом, что я стал бы делать со свободой? У меня никакого желания снова играть в эти игры. Вот я и курсирую между отелями и казино: забираю на грузовичке с надписью «Белая королева» грязное белье, возвращаю чистое, а остальное время провожу у игровых автоматов. Выигрываю, проигрываю, отыгрываюсь, а часы идут. Когда наберу свой потолок — или, наоборот, опущусь ниже плинтуса, — выхожу прогуляться. И заканчиваю вечер на скамейке в парке Терм с томиком Бальзака или Пруста. Я люблю неисчерпаемые книги. Удовольствия не меньше, чем от игровых автоматов.

В конце тупика растрескавшийся фонтан цедит воду в сточный желоб слева от сияющего свежей краской агентства. В соседстве ярко-желтого цвета и зарослей ежевики на склоне есть что-то странное, гнетущее, сам не знаю почему. На обтрепанном полосатом тенте надпись: «Привилеж Кемпинг — аренда индивидуальных участков для отдыха со всеми удобствами».

Я подхожу к витрине, приставляю правую руку козырьком ко лбу. Внутри темно, не видно, что там выставлено. Хрипло звякает дверной колокольчик, на порог выходит мужчина и смотрит на меня так, будто я заглядываю в окно супружеской спальни.

— Что вам угодно?

— Добрый день. Я хотел узнать, участки, которые вы сдаете…

— Участки, которые мы сдаем? — переспрашивает он, как бы побуждая меня продолжать.

Это маленький, тощий человечек с лысой головой и лихорадочно блестящими глазами; ворот рубашки ему широк и свисает на узел галстука.