Если же говорить без шуток, то истинное писательство, как всякое художество, — это род недуга, психическая болезнь сродни мании величия. Художник стремится создать мир нерукотворный, уподобляясь Творцу. Червяк — а туда же. Конечно, сбивают с толку примеры великих, у кого это, кажется, и получалось, кому это почти удавалось. «Илиада», «Божественная комедия», «Братья Карамазовы»… Но это всё только видимость. Обман зрения и души. Миры создаются не здесь и не грешными людишками.
На этом месте глуповатых, обычных для меня размышлений за столик вернулась зеленовласая Нателла. Была она ещё больше возбуждена, чем в первый раз.
— А этот гад где?
— Владислав Андреевич?
— Где он? В кабинете его нет.
— Не знаю. Вроде туда пошёл.
— Виктор, да?
— Можно и так.
— Ты его друг? Можешь на него повлиять?
— А в чём дело?
— Мне фельетон в субботу нужен вот так. — Она почему-то ткнула себя в живот. — И всё от него, от гада, зависит.
Девушка мне нравилась: тугая грудь, молодое ловкое тело. Но слишком перехлёстнутая. Интеллектуалка. Ведь тоже чего-то накропала. Тоже писатель.
— Что могут изменить три дня?
Придвинулась ближе, зеленоватые глаза пылали чистосердечным безумием.
— Между нами, Вить. Я подписалась. Если выйдет в субботу, получу штуку зелёных. Во вторник — ноль. Понял?
Конечно, я понял. Обычные журналистские приколы. Всё на продажу.
— Почему прямо не сказала Владу?
— Он не в теме.
— А почему у тебя зелёные волосы?
— От природы такие. Я не виновата.
— Может, тогда дунем ко мне?
Моя логика ей понравилась, но к предложению она отнеслась без энтузиазма. В её воображении маячила штука зелёных, которая могла уплыть.
— За кого ты меня принимаешь, Витя?
— Ни за кого. За красивую молодую женщину-фельетонистку.
— Ладно, проехали… В принципе, я не против развлечься, не барыня. Но услуга за услугу. Сперва пойдём к твоему корешу. Если он тебе кореш.
Я, как идиот, попёрся за ней опять на верхний этаж, в кабинет к Владику. Но опять тут вышла странность. Он на сей раз оказался на месте и ничуть не удивился моему появлению, да ещё вдвоём с его сотрудницей. И даже не дал Нателле открыть рот.
— Давай так, девушка. Подрежешь на сто строк — и ставим в информационную полосу.
— Влад, ты хоть иногда думай, что говоришь, пусть ты и большой начальник. Там уже и так осталась половина.
— Не мути, Ната. Я ведь прекрасно знаю, отчего у тебя такая творческая прыть.
— Я и не скрываю. Да, просил Егудов. В понедельник заседание суда. Надо успеть до этого. Егудов, кстати, вам, Владислав Андреевич, не раз помогал.
— Пигалица! — психанул Владик. — Заткнись и катись отсюда. Подожди в приёмной.
Зеленовласая послушно покинула кабинет, а у меня Владик заботливо поинтересовался, не шизанулся ли я.
— Так заметно?
— Да чего-то тебя всё тянет на приключения. То Оболдуев, то эта. Ты хоть знаешь, чья она протеже?
— Влад, ты сам сказал: бери бутылку и так далее.
Мой старый товарищ немного поник головой.
— Бери бутылку… да… однако… Не нравится мне твоё настроение, Витюша. С Нателкой переспать — ладно, святое дело, но Оболдуй… Я тут успел сделать пару звонков… Не советую, Вить. Последнее моё слово: не советую.
— Что — не советуешь?
— Мы с тобой двадцать лет в обозе, верно? Имеем право на откровенность. Ты художник, Витя. Ты настоящий художник. Я редко тебе говорил, но я это знаю. Я все твои вещи читал. Там много воды, но ты всё равно художник, следовательно, человек не от мира сего. Я — другое дело. Я раньше тоже… А потом понял: не моё. Я бизнесмен, мелкая щучка рынка. А он — удав. Один из самых прожорливых. Удавы питаются мечтателями, это для них деликатес. Вот зачем ты ему понадобился. И ещё… Мы друзья и сейчас одни в кабинете, прослушки здесь нет, а мне страшновато. Потому что речь идёт именно об удаве. Заговори с кем угодно — и почувствуешь то же самое. Страх. Понимаешь меня?
— Влад, что ты узнал?
На лице друга появилась гримаса, которая меня всегда раздражала: ну что, дескать, взять с малохольного?
— Он уже троим предлагал написать о нём бестселлер, и все трое отказались. Один из этих троих — драматург Кумаров. Знаешь такого?
Да, я знал старика Кумарова. Добродушный старый пьяница, вечный сиделец ЦДЛ. Неделю назад на него напали в подъезде и изуродовали до неузнаваемости. Тёмная история. Брать у него нечего, денег у него отродясь, с советских времён, не водилось. Писали: скинхеды, фашисты. Возможно, приняли за кавказца. У Кумарова была характерная еврейская физиономия. Ещё писали, что началась давно ожидаемая охота на интеллигенцию. Старик умер в машине «скорой помощи», не приходя в сознание.
Читать дальше