Эллиот Тайбер - Взятие Вудстока

— Будь я педиком, я бы с удовольствием полил твои смачные булочки кремом.

В ответ Джим взял меня рукой за лицо, раздвинул мои губы и поцеловал с алчностью оголодавшего льва. Все в баре разразились аплодисментами и хохотом.

И тут я увидел краешком глаза маму… смотревшую на меня! Она прижимала ладонь ко рту, глаза ее были широко раскрыты, их наполняла увиденная только что картина. Я и забыл, что в эту ночь папа и мама обслуживали в баре столики и управлялись с кассовым аппаратом. И вот теперь пораженная ужасом мама повернулась кругом и убежала в подвальное помещение, и больше я ее до конца той ночи не видел.

Сознание мое зарегистрировало происшедшее, однако мною владела такая похоть, — да и рука Джима сжимала мое лицо с такой силой, — что ни о чем другом я думать попросту не мог. Однако в это мгновение два мира — Уайт-Лейка и Манхэттена — внезапно соединились и что-то во мне сказало: это правильно.

Словно только того и ждавший Боб подскочил к нам и громогласно потребовал: «Дай и мне попробовать!». Он отнял мое лицо у Джима и поцеловал меня точно таким же голодным поцелуем. Теперь аплодисменты и хохот стали еще более бурными.

— Пап, подмени меня сегодня у кассы, — попросил я отца. А затем Джим, Боб и я направились, приплясывая, к хижине номер два, чтобы всю ночь исполнять там танцевальные номера в постановке Боба Фосса. «Любовь на Бродвее!» — раз за разом ликующе восклицал я.

В Нью-Йорке я предавался сексу преимущественно втайне и нередко в гей-клубах наподобие «Моего древка». Геи не решались флиртовать или демонстрировать привязанность друг к другу на публике, за это их могли арестовать или, и того хуже, избить. Опасения подобного рода заставляли нас запираться в наших внутренних чуланах страха и стыда. Однако, когда появились вудстокцы, оказалось, что все и каждый из них, включая и геев, флиртуют со всеми прочими, — и даже средь бела дня.

Хэнк был мускулистым чернокожим парнем ростом примерно в пять футов и десять дюймов. Он родился и жил в штате Нью-Мексико, а услышав о фестивале, бросил все, сел в машину и покатил прямиком в Бетел, где устроился даровым рабочим на строительство сцены. В какой-то из дней я заправлял наш бассейн дешевым дезинфицирующим средством, и тут ко мне подошел Хэнк, спросивший, нельзя ли ему поплавать.

— Можно, — ответил я, указав, впрочем, на плакат, гласивший: «Правила пользования бассейном. Спасатели отсутствуют. „Эль-Монако“ не несет ответственности за потопление, за писающих в бассейне детей и за все остальное, что может случиться в воде. Вы плаваете на свой страх и риск.»

— Насчет плавания голышом тут не сказано, — заметил Хэнк.

— Нет, ничего такого список запретов не содержит, — согласился я.

Хэнк сложил на краю бассейна джинсы и футболку и прыгнул в воду, войдя в нее, точно нож. Ух ты, думал я, глядя, как вода омывает его совершенное, поблескивающее тело.

— «Эль-Монако» предоставляет любые массажные услуги, в том числе и с использованием масла, каждому черному богу, который купается голышом, позволяя всем любоваться водой, поблескивающей на его мускулистом, крепком теле, — сообщил я плавающему Хэнку.

Он остановился и, вертикально держась на плаву, повернулся ко мне:

— Хмм. Белые чуваки меня не часто массируют.

Похоже было, что он обдумывал такую возможность, — а может, и просто разыгрывал меня. Наверняка я сказать не мог.

— Мой первый чернокожий изнасиловал меня, когда мне исполнилось десять, — сказал я. — И продолжал насиловать до двенадцати. Все происходило в подвале моего дома. Ему было лет двадцать. А тебе сколько?

— Тебя что, возбуждают черные? — спросил он.

— Нисколько, — ответил я. — Ну, может, когда они берут меня силой. Мне так больше нравится.

— Ну да, — сказал он. — Мне тоже.

Лето 69-го обратило скромное, запущенное бунгало номер два в дворец любви. Однако помимо сексуальных эскапад происходило и кое-что еще, оказавшие на меня влияние не меньшее. Поскольку наше мотельное дело оживилось, я нанял немалое число рабочих, молодых людей, сильно отличавшихся от тех, с кем мне приходилось сталкиваться прежде. Иногда меня поражал самый простой разговор с ними. И главное, я обнаружил, что многие из приехавших на Вудсток мечтают о таких вещах, о каких средний ньюйоркец — гей онр или «нормальный» — даже не думает. Однажды я разговорился с парнем по имени Стив, которого нанял в качестве прислуги и уборщика. Мы с ним стояли перед «Президентским крылом» — он только что закончил уборку комнат.