Эллиот Тайбер - Взятие Вудстока

Среди купленных нами некогда бунгало имелось и одно большое, использовавшееся прежними его владельцами как казино, в котором играли в лото и в карты. Я поставил его на колеса и откатил футов на четыреста в сторону автомагистрали, так что теперь оно стояло перед всеми нашими владениями. Затем я перетащил в него из заброшенного кегельбана некоторое количество стульев, взял в аренду кинопроектор и повесил на бывшее казино вывеску, извещавшую, что в нем находится «Кинотеатр контркультуры». Первым показанным мной фильмом была мелодрама из жизни мотоциклистов. Я брал напрокат и показывал и другие фильмы, однако единственным моими зрителями были местный молочник Макс Ясгур, невозмутимо поддерживавший любое мое начинание, и несколько пьянчуг, приходивших к нам после того, как они расставались на бегах в Монтичелло с последней рубашкой.

Когда «кина не было», я устраивал в казино художественную галерею. И опять-таки, никто ее не посещал, если не считать Макса да Элайн и Билла Гроссинджеров, владельцев и управляющих самого большого и преуспевающего курорта Катскиллов. Время от времени я звонил Элайн, чтобы попросить ее о помощи:

— Элайн, я тут того и гляди окочурюсь. Пожалуйста, если у вас будет не хватать мест, присылайте людей ко мне.

— Я могу говорить людям, что если им нужно укрыться где-то от дождя, они могут заглянуть к вам, Эллиот, но мне придется предупреждать их, что у вас сыровато.

— Только не говорите им, что у нас есть радио, Элайн, потому что его нет, — просил я. И, слегка поеживаясь от стыда, добавлял: — Зато есть телевизоры.

— Знаю я ваши телевизоры, Эллиот.

Элайн была человеком надежным и слово свое держала, однако вскоре она перестала посылать ко мне кого бы то ни было, потому что получала потом слишком много жалоб.

Жалобы составляли неотъемлемую часть нашего бизнеса. Селились у нас по большей части маленькие еврейские старушки и старички из Нью-Йорка, первых я окрестил ентами , «кумушками», так на идише называются сплетницы и люди, ведущие бесконечные разговоры ни о чем. Однако время от времени появлялись и люди, которым не удавалось получить номер на одном из лучших в Катскиллах курортов — у Гроссинджеров или в «Конкорде». Мы никому не отказывали, но хорошо знали, чего нам следует ожидать от таких постояльцев.

Как-то раз в контору влетела женщина с собачкой под мышкой и потребовала вернуть ей деньги — она только что увидела отведенную ей комнату.

— Там кондиционера и того нет, — тоном глубочайшей обиды заявила она. — Я живу на Манхэттене, на Саттон-Плейс, так я даже слугам мои не позволила бы селиться в таких ужасных условиях. Назовите мне номер вашей лицензии.

Я вздохнул и взглянул на маму, предоставив ей самостоятельно выпутываться из этой истории. И мама с готовностью принялась за дело.

— Мы для таких, как вы, комнаты не подбираем, — заявила она и выпятила на манер горделивого павлина грудь. — У нас мотель эксклюзивный. Хотите номер, берите — какой хотите, такой и берите!

И мама в праведном гневе стала размахивать руками, словно собираясь предать собеседницу проклятию.

— Но только Бог покарает вас за то, что вы терзаете несчастную мать, которая пешком пришла сюда из России. Валяйте, мисс Погремушка, берите номер и жалуйтесь в нашу ассоциацию.

После чего она ткнула тем же пальцем в табличку «Возврату не подлежат».

В другой раз к нам без всякого предупреждения приехал инспектор автомобильного клуба — приехал и снял в нашем мотеле комнату. Довольно изысканный джентльмен, он, по-видимому, объезжал мотели и гостиницы, выясняя, насколько они соответствуют его высоким стандартам. Сколько я помню, он провел в полученной им комнате минут двадцать, а затем возвратился в контору в состоянии близком к шоковому.

— Эта дыра — позор для всей индустрии гостеприимства, — заявил он, и вид у него был при этом такой, точно с ним вот-вот приключится сердечный припадок. — Ее владельцы заслуживают тюрьмы. Где они?

— Их головной офис находится в берлинском «Хилтоне», — ответил я.

Инспектор, слишком расстроенный, чтобы толком понять услышанное, продолжал:

— Простыни в пятнах, они выглядят и пахнут так, точно их не стирали лет уже двадцать.

— Ну, это вряд ли, — сказал я. — Мотелю всего-навсего восемь лет.

И эти слова до его сознания не дошли. Словно не веря, что ему пришлось пережить подобный ужас, инспектор сказал:

— Полотенец нет. Чтобы получить полотенце, мне пришлось заплатить сумасшедшей русской горничной два доллара. Вместо телевизора пустой ящик. Телефон ни к чему не подключен. У портье целая связка ключей и все без номеров. И кусок мыла мне тоже пришлось купить у той же горничной. Она потребовала деньги даже за возможность поставить мою машину перед снятой мной комнатой. Как смеют эти люди вывешивать вывеску «Условия класса люкс»? Я требую возвращения денег и извинений.