Шон О'Кейси - Современная ирландская новелла

— Вас послушать, так это я поехала в Дублин навестить его!

— Да уж лучше бы так, — сказали они.

Луиза и Бэй были прямо вне себя.

— Он мог написать и условиться о встрече где‑нибудь на стороне, а не делать из нас посмешище!

Кто‑то из детей вступился за нее:

— Можно подумать, он явился делать предложение! Ведь он только ка разведку приезжал, верно, тетушка Люси?

Если бы они только знали! Когда она отворила дверь, первые его слова были извинением, но не за спешку, а за промедление!

— Я приехал, как только смог, Люси, — сказал он, входя.

Ее робкие изъявления сочувствия потонули в его возгласах, которые раздавались все время, пока он снимал пальто и шляпу и клал их на пианино.

— Ужасная штука смерть! Ужасная, Люси, — говорил он. — Живой тоже превращается в полумертвого. Я заболел, честное слово, заболел, поверишь ли, когда ее увозили в часовню, а уж когда хоронили — и говорить нечего. А какая кутерьма! Ты представить себе не можешь. У нас, на мое счастье, хорошая горничная, очень приличная девушка, горюет так, словно она член нашей семьи. Но от этого только хуже — стоит ей увидеть какую‑нибудь вещицу Моны, как она начинает плакать и причитать. До сих пор никак не придет в себя. Ей не хватает Моны, потому что она хоть и прекрасная работница, но ею все время надо руководить. Копуша, бестолковая! Знаешь, когда она мне сегодня подала ленч? В три часа. Чудо, что я поспел на поезд. Я всю эту неделю пытаюсь до тебя добраться.

Поразительно, как непринужденно он болтал. Никакой натянутости между ними.

— Ты превосходно выглядишь, Люси, — деловито сказал он, усаживаясь. И вдруг, как ни в чем не бывало, объяснил, зачем приехал: — Я не хочу упустить тебя второй раз.

Приличия требовали, чтобы она притворилась непонимающей, но он глянул ей прямо в глаза, и она покраснела.

Он ласково смотрел на нее.

— Мы с тобой не можем позволить себе такую роскошь — ошибиться еще раз, Люси. У нас теперь не целая жизнь впереди, нам нельзя транжирить время попусту.

Он был настолько прав, что она почувствовала себя обезоруженной.

— Все равно, — пробормотала она, — слишком рано об этом говорить.

Он встал и подошел поближе.

— Какая разница — говорить об этом или думать? — мягко спросил он. — Ты всегда оставалась в моем сердце, Люси. Знай это. Я никогда ни от кого этого не скрывал. Так разве ж странно, что мои мысли об ратились к тебе, полетели к тебе, когда я опять стал свободным? К кому же мне еще прийти? Разве не ты мне теперь ближе всех на свете?

Она и сама чувствовала то же самое, но ее тревожили печаль и сожаление.

— Ах, Сэм, если бы мы могли снова стать молодыми!

Но он покачал головой.

— Уж так нам было на роду написано, — сказал он, и тотчас его слова, пускай банальные, представили ей все в перспективе. Минувшие годы сжались до предела, и брак его занял свое настоящее место — всего лишь незначительное происшествие в их романе.

— Ах, Люси, Люси, — сказал он. — Нам сейчас счастье нужнее, чем в молодости.

И это было верно, так верно…

— Будь добра ко мне, Люси, — почти прошептал он. — Мне так не хватает сейчас доброго отношения.

— Ох, Сэм! — ответила она, как будто не голосом, а сердцем сказала.

— Значит — да? — воскликнул он и взял ее руку в свою, сжав нежно, но уверенно, и она поняла, что из попытки отнять руку ничего не выйдет. Он, однако, почувствовал ее сопротивление.

— Все еще трусишь, дорогая, — сказал он. — Не робей, у меня теперь немалый опыт в этом деле, и, хоть не пристало говорить об этом самому, одну женщину я уже сделал счастливой. Почему бы мне не сделать счастливой и другую? Так как?

Голова у Люси шла кругом. Ей хотелось оттянуть время.

— Я тебе ничего не предложила с дороги, Сэм! — воскликнула она. Потом сделала шаг к двери. — Чашечку чая или чего‑нибудь еще?

Одной рукой он продолжал удерживать ее, а другой ухитрился достать часы. Такая же старомодная луковица, что и прежде.

— Я не успею, — сказал он. — Через несколько минут пора бежать на станцию. В другой раз постараюсь приехать пораньше. А сегодня мне надо знать только одно… Быстренько, говори — согласна ты сделать меня счастливейшим человеком?

— Но ты же сказал, что приедешь опять, Сэм! Может, тогда и поговорим?

Возможно, его большой серебряный хронометр и был все тот же, но Сэм явно переменился. Он с одинаковой решительностью защелкнул крышку часов к сжал губы.

— Я не прошу тебя назначать день, — настаивал он. — Мне нужно только твое согласие.