Мэтью Квик: Серебристый луч надежды

И вот, листая в приемной доктора Пателя «Спортс иллюстрейтед» под легкую музыку, я вдруг слышу чувственные переливы синтезатора, глухой, едва различимый шорох хай-хэта, стук бас-барабана, похожий на взволнованное биение сердца, мелодичный звон, как будто кто-то рассыпал звездную пыль, после чего зловеще вступает пронзительный сопрано-саксофон. Ну, знаете эту мелодию: «Певчая птица». [3] «Певчая птица» ( англ. Songbird) — известная композиция саксофониста Кенни Джи. И я уже на ногах, кричу, пинаю стулья, переворачиваю кофейный столик, хватаю стопку журналов и швыряю их в стену, ору:

— Это нечестно! Я не позволю со мной так обращаться! Я вам не подопытная крыса!

Маленький индиец, не выше пяти футов, в толстом вязаном свитере (это в августе-то), костюмных брюках и глянцевых белых кроссовках, спокойно спрашивает, что случилось.

— Эта музыка! — кричу. — Вырубите ее! Немедленно!

Коротышка — похоже, это сам доктор Патель и есть — просит секретаршу выключить радио, что она и делает. Кенни Джи тут же покидает мое сознание, и я замолкаю.

Закрываю лицо руками, чтобы никто не видел, как я плачу; через минуту-другую мама начинает гладить меня по спине.

Тишина полная. Потом доктор Патель приглашает меня в кабинет. Нехотя следую за ним, а мама помогает секретарше прибраться в разгромленной мною приемной.

Кабинет доктора приятно удивляет меня.

Друг против друга стоят два кожаных кресла с откидывающейся спинкой; с потолка, словно паучья сеть, спускаются длинные плети ползучих растений с бело-зелеными листьями — они обрамляют окно, выходящее на садик с яркими цветами и купальней для птиц. Больше в комнате ничего нет, если не считать коробку с бумажными салфетками на пятачке между креслами. Доски пола выкрашены в ярко-желтый цвет, а стены и потолок полностью разрисованы под небо: по кабинету плывут самые настоящие облака, и я принимаю это за хороший знак, потому что люблю облака. Центр потолка занимает одинокая лампочка, похожая на перевернутый вверх ногами кекс с ванильной глазурью; от нее расходятся ласковые лучи солнца, нарисованного среди облаков.

Надо признаться, в кабинете доктора Пателя я сразу успокаиваюсь и даже почти забываю, что слышал музыку Кенни Джи.

Доктор Патель предлагает выбрать кресло — черное или коричневое. Сажусь в черное и тут же сожалею о своем решении, ведь черный цвет означает депрессию и доктор наверняка подумает, что я чем-то подавлен, а это вовсе не так.

Усевшись, доктор Патель передвигает рычажок на боку своего кресла и приподнимает подставку для ног. Он откидывается назад и сплетает пальцы за крошечной головой, как будто матч собрался смотреть.

— Расслабься, — говорит он мне, — и никакого «доктора Пателя». Зови меня Клифф. Я предпочитаю проводить сеансы в неформальной манере. Дружеский разговор. Идет?

Он вполне дружелюбен, так что я нажимаю на рычаг, откидываюсь в кресле и пытаюсь расслабиться.

— Эта мелодия здорово тебя разозлила. Я, в общем, тоже не поклонник Кенни Джи, но…

Закрываю глаза, начинаю тихонько гудеть, мысленно считаю до десяти, очищая разум.

Когда я открываю глаза, он спрашивает:

— Хочешь поговорить о Кенни Джи?

Закрываю глаза, начинаю тихонько гудеть, мысленно считаю до десяти, очищая разум.

— Хорошо. Может, поговорим о Никки?

— Почему вы спрашиваете о Никки?

Вопрос получается резковатым.

— Пэт, чтобы помочь тебе, мне нужно получше узнать тебя, понимаешь? Твоя мама сказала, что ты хочешь вернуть Никки, что это главная цель твоей жизни, — думаю, с этого нам и стоит начать.

Напряжение немного отпускает меня, потому что доктор Патель не отметает саму мысль о нашем с Никки воссоединении — стало быть, считает, что я еще могу помириться с женой.

— Никки? Никки замечательная, — говорю я, чувствуя тепло, которое разливается в груди всякий раз, как я произношу ее имя, всякий раз, как ее лицо встает у меня перед глазами. — Она лучшее, что было в моей жизни. Я люблю ее больше всего на свете. Я так хочу, чтобы время порознь поскорее закончилось.

— Время порознь?

— Ну да. Время порознь.

— Что такое «время порознь»?

— Несколько месяцев назад мы договорились, что я дам Никки больше личного пространства, а она вернется ко мне, когда поймет, что разобралась со своими проблемами в достаточной степени, чтобы мы снова могли быть вместе. То есть мы как бы расстались, но только на время.

— Почему вы расстались?

— В основном потому, что я не ценил ее и был настоящим трудоголиком: я заведовал отделением истории в школе имени Джефферсона да еще был тренером по трем видам спорта, мало времени проводил дома, и ей было одиноко. Кроме того, я себя подзапустил, имел от десяти до семидесяти фунтов лишку, но я работаю над всем этим, и еще я охотно сходил бы к семейному психологу, как Никки всегда хотела, и все потому, что я изменился.