Он прибавил шагу, минуя этаж с легочным отделением, в котором умерла Зофья. Здесь больничные призраки пугали его мучительнее всего. Он видел ее в то время лишь раз, издали, когда ему велел прийти сам знаменитый доктор Арнштайн, вызванный на консультацию.
— Это вопрос часов, — сказал он. — Я мог бы перевести пациентку к себе, в еврейскую больницу. У нас современная аппаратура. Это можно сделать, но не стоит, не в таком состоянии. Пойдите к ней.
— Я?! — вскричал тогда Зыга. — Пускай этот идет.
— «Этого» завтра будут хоронить. В жизни не видел таких обширных туберкулезных изменений. — Доктор закашлялся в согнутую ладонь.
Мачеевский не понял, что Арнштайн хочет ему сказать. Лишь через минуту до него дошло, что это не был многозначительный кашель. Доктор на миг задохнулся.
— Это не важно, не важно… — выдавил он в конце концов. — Идите к ней, потому что иначе будете в этом раскаиваться всю жизнь. Я знаю, что говорю.
— А что это вы, доктор, такой моралист?! — взорвался Мачеевский. — Разве закон Моисеев не велит побивать блудниц камнями?
Арнштайн вперил в него взгляд усталых, налитых кровью глаз.
— Не прикидывайтесь большим иудеем, чем я! Я сейчас говорю не как ее врач, а как… ваш.
— Извините, я не хотел вас оскорбить, пан доктор, — опомнился Зыга, понижая голос. — Это… нервы. Спасибо вам за все, но… нет, я так решил.
— Как хотите! — раздраженно буркнул врач, протягивая на прощание руку. — Позвоните, пожалуйста, утром.
Мачеевский сквозь дверное окно бросил тогда взгляд на изможденную болезнью жену. Некогда красивое, овальное лицо напоминало череп, обтянутый пергаментной кожей. Губы что-то безмолвно шептали, волосы прилипли ко лбу.
Он ушел, но снова вернулся ночью. Окно больничной палаты было уже темное, а он стоял и смотрел туда. Если бы все сложилось наоборот, если бы это он сбежал с другой, простила бы она ему? Нет, наверняка не простила бы! Зофья, образец христианских добродетелей, бездетная Мать Полька, которая каждое воскресенье тащила его в костел?! И которая, поняв, наверное, что Мачеевского не спасти, ушла с известным ловеласом, офицером местного танкового батальона. Это было самое страшное, что она могла сделать ему назло — знала ведь, как он не выносит военных! Всему есть свой предел… Доктор Арнштайн тоже недавно умер от туберкулеза…
Думы младшего комиссара прервал глухой стук по плиточному полу. В конце коридора неловко ковылял на костылях какой-то человек в пижаме. Младший комиссар глянул в окно. Огни фонарей слегка рассеивали осенний мрак. Он увидел флигель, где некогда помещался холерный барак для женщин-христианок, и небольшой садик, бывшее церковное кладбище.
Толкнул дверь хирургии.
— Извините, но часы посещений закончились.
Он повернул голову. Из дежурки вышла монахиня в белом облачении и чепчике. Она была худая, высокая, как готический собор, и такая же строгая, если судить по выражению лица.
— Прошу прощения, сестра, — он приподнял шляпу, — здесь лежит мой коллега, полицейский. Я младший комиссар, это я руководил операцией, когда его подстрелили бандиты. Раньше прийти не мог, а мне обязательно надо его увидеть. Очень вас прошу.
Она кивнула. Края чепчика заколыхались, как крылья.
— Вы не первый, — сообщила она.
Мачеевский бросил на нее удивленный взгляд.
— Вас я тоже не должна была бы пускать, но раз уж пришли… Пять минут, в буквальном смысле пять минут, и то только потому, что нет старшей сестры. Палата номер пять.
— Понимаю. И благодарю вас, сестра.
Идя быстрым шагом к указанной двери, он пожалел, что не купил шоколадок. После бессонной ночи, безумной погони и мерзостей этого дня он чувствовал бы себя лучше, если бы сейчас под мышкой у него была коробка конфет. Черт бы побрал Зельного! Все равно захотел бы водки, однако, если б он мог сунуть конфеты сестре, то почувствовал бы себя немного лучше.
«Ты размяк», — упрекнул он себя и надавил на ручку двери.
Зельный в белой больничной рубахе и в бинтах снова выглядел как Валентино в «Сыне шейха». Недоставало только куфии на голове, однако о бриллиантине он не забыл.
Он сидел, улыбаясь, и о чем-то болтал с молодой, стройной девушкой, у которой из-под шляпки выглядывали густые каштановые волосы. Когда она обернулась и инстинктивно поправила очки, Зыга с удивлением узнал панну Ядвигу из комиссариата.
— Добрый вечер, — буркнул он.
— Добрый вечер, пан комиссар, — ответила она, столь же ошарашенная.
Читать дальше