Ирина Ратушинская - Наследники минного поля

В мировые знаменитости выбился из них пока только Слава. Вот он тут и сидел сейчас: хоть проси автограф! С обгорелым носом и свойской ухмылкой совсем он на знаменитость не был похож. И не корчил из себя музыкального гения. Во всяком случае, уши фунтиком не сворачивал, когда они пели свои любимые песни. Впрочем, из их компании одному Петрику на ухо в очереди наступили.

Нет, не одному Петрику! Ещё собственный Славин сын Кирюша оказался без музыкального слуха, всем на удивление. Он музыкой совсем не интересовался. Для него в мире существовали только корабли. Он уже увязался раз за Алёшей на Клеопатру, и оказалось, что малого совсем не укачивает! Слава и этим был доволен:

— Значит, всё же хоть какой-то талант в ушах есть! Вестибулярный аппарат — он где находится?

Всё было, как заведено: Света половинила помидоры, Лялечка расставляла гранёные стаканы, а Слава откупоривал бутылку белого и канючил:

— А когда мы за мидиями полезем?

Он, как дитя, восторженно полюбил это занятие. И вкусно же! Питерский человек, небалованный.

Вдвоём с Маней они уламывали Алёшу со Светой приехать в Питер. Но у них в этот год отпуска совпадали только на неделю, так что поехала одна Света. Она всю жизнь мечтала посмотреть, как разводятся мосты.

Вернулась полная эмоций, сама себя перебивала, азартно рассказывая сразу про всё: как она у Славы на концерте была, и как странно, что могут быть красивые улицы совсем без деревьев, и какое это ощущение, когда купаешься рядом с Петропавловской крепостью, а напротив Эрмитаж покачивается! Алёша любовался: до чего хороша его Светка! Особенно вот так, в азарте, когда её аж над землёй поднимает и глазищи вдвое зеленее, чем обычно. Надо её почаще отпускать вот так, проветриться. Свинья он, в самом деле. Ей же дорога — любая! — жизни добавляет, такая уж она уродилась. Они и не замечал, что она вроде как затосковала последнее время. Теперь только, когда она была с дороги, осознал.

— А как ты думаешь, радиоактивность, ну, в малых дозах — может быть в камнях, если их нагревать? — вдруг спросила она.

— Ну-у, смотря в каких. В малых дозах — любая галька на берегу излучает понемножку, как и всё на свете. Но от нагрева это не зависит, чтоб ты знала. И это не то, что в газетах принято называть радиацией. Для жизни, то есть, не опасно.

— А может быть — полезно?

— Ну-ка, Светка, выкладывай, что у тебя на уме.

— А вот что.

Она там, в Питере, познакомилась с необыкновенной, просто необыкновенной женщиной. Ну, это Светкино обычное вступление: у неё все на свете получались необыкновенные.

Эта Евгения Ивановна, сама биолог, до войны ещё придумала удивительно простую штуку: разогревать сердолик и облучать им больные места. Не вплотную только надо, а на малом расстоянии. Она так в военном госпитале людей лечила. И у неё с тех пор на счету тысячи больных, кому помогло. Ну, всё — от заживления ран до онкологии! Она говорит, что всё дело в радиации: у сердолика такая же природная радиоактивность, как у человека. Ну, и стимулирует биохомические процессы, а там уже организм сам заболевания ликвидирует. Потому что усилены окислительно-восстановительные реакции…

И пускай Алёша приделает кусок сердолика к фену для волос, и Света немедленно попробует… У неё есть кусок сердолика.

Ясно было, что Светку на этом сердолике зациклило и лучше не перечить. Но и вреда от такой штуки быть не может: лечили же всякие радикулиты горячими кирпичами, а сердолик — не уран, просто каменюга. Алёша отрезал полоску листовой латуни, стал выгибать насадочку.

— Давай твою каменюгу. И на каком расстоянии она должна быть от сопла?

Света немедленно зашуршала школьными тетрадками в пожелтевших обложках, шаря по записям. Евгения Ивановна ей все свои материалы передала. Она устала, она больше не могла этим заниматься.

— Она старенькая уже совсем, понимаешь? Она пробивала-пробивала этот метод через Минздрав — ну, конечно, там сказали: лженаучный метод… Она по каким только инстанциям не писала, и медицинские заключения прилагала, и всё. В общем, затравили. Как у нас умеют.

— Ты, Светка, только с этим делом к Быченко твоему не лезь пока.

— Что я, шарлатанка какая? Я раньше попробую, статистику наберу, может, не получится ещё ничего.

В душе она была уверена, что получится. Седая, некрасиво причёсанная, сгорбленная, с руками в оплётке варикозных вен и с запавшими глазами — эта женщина, Евгения Ивановна, оставалась человеком вполне узнаваемой породы: людей, одержимых своим делом. Просто ей уже было невмоготу, и она была счастлива, что есть кому передать это дело. Как собаку в хорошие руки.