Леонид Пасенюк - Съешьте сердце кита

— Просить — не воспрещено, побираться — да, — держался на своем Яшка, и только по красному его лицу можно было догадаться, какого душевного напряжения это ему стоило. — А ты уже как побирушка… а такая красивая… и ничуть не стыдно — вот чего я не могу понять!

— Скучно слушать эти ваши дешевые слова! — опять крикнула Жанна. — Лидка, скажи им, что скучно. И пусть они убираются отсюда, пусть не мешают тебе заниматься!

Лидка — тихая, незаметная, с тихими незаметными веснушками по длинненькому личику — листала на своей кровати учебник алгебры. Начался учебный год, и Лидка не теряла времени даром. Даже работая сезонно, пошла в вечернюю школу, в восьмой класс. Лидка училась, потому что ничем другим, может статься, она взять свое в жизни не могла. Ничем другим, кроме знаний, кроме рабочего навыка, кроме тоненьких, красных от стирки и варки рук. У нее не было ни каштановых волос, которые у Жанны как волна, ни припухлых, мазанных бордовой помадой губ, ни ямочки на подбородке, такой обольстительной ямочки… Лидка не обольщала и не обольщалась.

Я немного знал ее — она забегала в тринадцатую комнату по разным хозяйственным нуждам и дальше порога обычно не проходила, стеснялась «посторонних».

— Перестань, не кричи, — сказала она Жанне. — Ну чего кричишь? Что от этого изменится? Вот и правда — мешаешь только заниматься!

Уже стемнело. Я включил свет. Такую, как Жанна, мне трудно понять. Потому и спросил, наверное, не о том, о чем нужно было бы:

— Вас что-нибудь увлекало в жизни по-настоящему, Жанна, — ну прямо так, чтобы до слез?

— Еще чего?.. Ха-ха! До слез! А вообще не знаю. Не припомню.

— А что-нибудь удивляло, что-нибудь радовало? Жанна призадумалась. Поправила или только сделала вид, что поправила полу халатика на оголенной ноге.

— Да бросьте вы вашу сковородку с постными блинчиками, — уже злясь, сказал я ей, — и посмотрите на бухту. Посмотрите: огни в ней плавают, как в бездне. И море мерцает сегодня как-то так загадочно, волшебно. Вас это не трогает?

Вот уж действительно — почему ее это должно трогать?!

Никакой ведь там бездны, и море как море. Хо-лоднючее, даже не искупаешься. Но все же как смотреть…

— Я не люблю красивых слов, — отмахнулась Жанна. — Не нужно романтического треску! Я им сыта по горло. Видите, куда приехала за этой самой романтикой… Если хотите знать, вместо романтики я тут недавно вышла замуж за одного парня. Он приезжал сюда, но вообще он сейчас на Кунашире. Я ездила к нему на Кунашир, там продают вино, я брала у здешних ребят денег взаймы, мы их там пропили с мужем, и сейчас я жду, когда он приедет и заберет меня окончательно. Вот моя романтика на сегодняшний день! Он приедет — и мы уедем. Он тоже не любит красивых слов — но в общем, кому задолжали, мы всем отдадим.

Яшка не смотрел на нее. Он упорно смотрел в окно. Хотя, разумеется, ему сейчас было не до огней, которые плавали в бухте, как в бездне. Круто выступили у него скулы — и щеки разом запали.

— Уж полночь близится, а Германа все нет, — сказал он с горьким злорадством, не щадя ее.

— Ну и черт с ним, с Германом! — Жанна стащила с подушки гитару. — Раньше жили — не тужили, так и дальше проживем!

— Шла бы ты лучше работать, — отчаянно предложила девушка-дружинница, — ведь все наши девчонки работают. У всех девчонок есть сливочное масло, а у тебя нет.

— Боже мой! Сливочное масло! У меня бывает все, что я захочу. Это временные затруднения. Перебои с доставкой продуктов. Я жду все-таки мужа…

Старший дружинник хмуро предупредил, стуча ребром ладони по столу:

— Выселят тебя в двадцать четыре часа с острова, ты, я вижу, дождешься. Выселят, как… ну, как морально разложившийся элемент.

Она беспечно отмахнулась, но в глазах мелькнула тревога.

— Да прямо там — выселят! Свистнул дед-мороз — и началась буря! Вы себе запомните, парни: я ничем таким не занимаюсь. У меня муж. Вы не имеете права выселить, пока я сама не уеду.

— Ты не работаешь. А потом — мы ведь за тобой не следим, занимаешься ты чем таким или нет. Если занимаешься, само выплывет.

Жанна повела плечами? как бы пытаясь отодвинуться от забот и попреков, свалившихся на нее, опять забренчала на гитаре, подпевая:

Она склонилась над Лидкой, задела ее грифом гитары:

Не приставай, Жанна, — заткнули уши та. — Очень нужна мне твоя рокенрола! Я уже вижу, до чего она тебя довела.