Анатолий Агарков - Три напрасных года

Но разве откажешься? Я ещё в форме. Обстановка обязывает…

— Есть, — сказал.

На пирсе экипажи выстроились в шеренгу. Переверзев довёл поставленную начпогранотряда задачу, вручил конверты с предписаниями и скомандовал:

— К бою!

Мичманы продублировали:

— Катер к бою и походу приготовить!

Моряки разбежались по боевым постам. Белов козырял на мостике, принимая доклады командиров БП. Я держал штурвал в руках, дожидаясь полной готовности. У меня чесалось плечо, и ныло сердце. Последнее из-за первого. Указка Конова, будто меч короля, посвятила в рыцари — читай — в офицеры. Я из-за этого на сундуков посматривал свысока, а на Переверзева снисходительно. Может, зря домой тороплюсь: пограничный флот — моё призвание. Будет ныть с тоски и разорвётся в клочья сердце на гражданке.

Отдав концы, мы встали в кильватерный строй вслед за ПСКа-68. За нами катера первого звена. Герасименко будет стеречь ворога на участке от границы до мыса Белоглинянный. Мы — от Белоглинянного до Безымянного. По сути, вся Платоновская бухта под нашим наблюдением. Южнее бдит первое звено. Об этом гласили письменные предписания. И ещё там обозначены условные коды, пороли, позывные. Охота началась!

Моё место в кубрике занял Витька Кутепов, я перебрался в каюту. У Вадима связка ключей от оружейки и Беспаловских «секретеров» — он немедленно приступил к ревизии.

— Вадим, корабельный журнал будешь сам вести?

Белов плечами пожал.

— Тогда пойду, сделаю запись о проложенном курсе.

Поднялся в ходовую рубку, вычислил курс, отметил точку якорной стоянки — как раз в центре прямой, соединяющей оба мыса. Записал в корабельный журнал.

Хорошо, чёрт возьми, быть командиром! Даже помощником быть хорошо. Ясно и понятно, что командовать парадом буду я. Белов — это так, для представительства, для дисциплины у экипажа. Семь гавриков на борту готовы исполнить любой мой приказ. Эй вы, китайские хунвейбины, где прячетесь? Выходи — сразимся! Я вас из «рогатки» угощу парой-тройкой очередей. Ей бо, мало не покажется….

Ревизируя Беспаловское имущество, Вадим обнаружил спирт в бутылке с винтовой пробкой.

— Отметим вступление в должность? По-маленькой…

А почему не отметить? После ужина — мы уже стояли на якоре в предписываемой точке — прихватил в каюту полбуханки чёрного хлеба и две банки тушёнки. Вадим ловко вскрыл их штык-ножом — сказалась армейская выучка.

— Вздрогнем?

Вздрогнули. А ветер крепчал. Противный, северо-восточный ветер, от которого нет спасения даже в базе.

— Тебя не укачивает? — посочувствовал Вадиму.

Нет, его не укачивало. Можно ещё принять. И мы приняли. Белов захмелел, пустился в пространные разговоры о не сложившейся карьере и, как следствие, семейной жизни. Я пару раз поднимался на палубу, заглядывал на боевые посты:

— Бдеть, не спать!

Потом подумал, мой датый вид расхолаживает моряков, и не стал надоедать. Только за тушенкой сходил в провизионку, а хлеба ещё оставалось.

Захмелел я, и начал плакаться, что не решил окончательно — уйти на гражданку или остаться.

— Конечно, оставайся! — убеждал Вадим. — Если б у меня всё так получалось, ни минуты не думал….

К полуночи приговорили Беспаловский спирт. Показалось мало. Я заметил запасную компасную картушку в сейфе.

— Нацедим кружечку? — убеждал Вадима. — Да брось, что случится? Думаешь, на мостике спирт в компасе? Давно уже электролит. До меня ещё вылакали — Никишка с компанией.

— Полкружки и спать, — согласился Белов.

Светка приснилась Рожкова. Странно, никогда с ней не был в постели, а тут…. Я у стены лежал, она с краю.

— Подними, — говорит, — подушку.

И сбросила её на пол. Мне, чтоб дотянуться, на Свету надо карабкаться.

И так три раза….

— Долго ты по мне ползать будешь? — ворчит.

— А что делать?

— Что делать? Любить, глупый.

Она обняла меня за шею, а потом как бросит на пол вслед за подушкой….

Я упал, прокатился по пайолам, ткнулся в Вадимов рундук. Белов ругался матом. Но ему было легче — он ткнулся в борт. Может, конечность сломал? Терпи, сундук, Атаманом будешь!

Я ринулся на трап. Понимание произошедшего пришло сразу, ещё до того, как выскочил на палубу. На берег нас выбросило! Проспала вахта — как с якоря сорвало, как волокло с волны на волну, положило килем на грунт, а бортом на прибрежные кусты — всё проспали, канальи!

Сумрачный рассвет накатывал с востока. Катер стоял почти вертикально, «пританцовывая» килем на грунте. Левый борт «утюжили» волны, правый подпирали прибрежные заросли — обломанные стволы копьями торчали над палубой, усыпанной листвой и ветками. Даже гнездо птичье попало под ноги. Чёрт! Кто сейчас первым попадётся — за борт выброшу. Морекаки! Это одна мысль. И другая. Господи, да хоть бы все были живы и здоровы. Ребят жалко, свободы своей….