Берил Бейнбридж - Грандиозное приключение

Всегда невозможная была, всегда черт те что выкомаривала из-за мелочей, мимо которых нормальный человек пройдет — не заметит. А она ополчается, воюет, доводит прямо-таки до нелепости. Он не забыл, какой она устроила концерт, когда пришлось удалить с площадки этот чан. Орала: он калечит ее прошлое, с корнем выдирает воспоминанья. Он язык прикусил, чуть не брякнул, что в данном случае оно и лучше. Бывает кое-что и похлеще удаления чанов. Вот вам наглядный пример, какая сомнительная вещь — наука история: любой пересказ событий заведомо однобок.

Трудно дался ему, еле ей простил и тот безобразный номер, который она отколола из-за срубленной черной ольхи на темных задворках: выскочила из дому как полоумная, буквально бросилась на топор. Ма Танг, соседка, решила, что он убивает девочку, стала швырять в него с крыши — на бане стояла — семенным картофелем. А папаша этой Ма Танг, с косичкой из трех волосинок, вытащенный в сад на заре подышать, погнал внука за полицией.

Удаление чана была строго необходимая мера. Припозднившиеся постояльцы, когда припечет, употребляли его вовсе не по назначению. Ну а насчет пресловутой ольхи, несчастного, больного растения с изъеденными листьями, так она канализационным трубам мешала. В обоих случаях, а сколько их было еще, этих случаев, в лице у Стеллы брезжила натяжка, такое сверхчувствительное выражение, что ему было просто смешно. Хотя она, возможно, и не совсем притворялась. Моментами он готов был поклясться, что у нее действительно что-то такое творится в душе.

Лили, со своей стороны, пыталась уломать Стеллу, чтоб позволила дяде Вернону проводить ее до театра. Намекала, что он заслужил. Не будь он знаком с братом Розы Липман — вместе горемыкали мальчишками в Эвертоне, — не видать ей театра. Он же никому не будет навязываться. Он человек тонкий. Даже мясник с Хардман-стрит, который его нагрел на конине, не стал этого отрицать. Да он никуда и входить-то не собирается, тихо-мирно ее обождет в кафе Брауна.

— Тихо-мирно, — передразнила Стелла и расхохоталась по своему обыкновению.

Грозилась запереться у себя в комнате, если он силком за ней увяжется. Комната у нее, конечно, не запиралась, но видно было, что она от своего не отступится. Заявила даже, что не надо ей никаких успехов, только б не вышагивать им навстречу с дядей Верноном под ручку. «Учти, я не шучу», — сказала ему.

Сильно задетый, хоть она не позволяла ему брать ее за руку с тех самых пор, когда он таскал ее туда-сюда в этот детский садик на Маунт-Плезант, он резко качнулся в своем плетеном кресле у плиты и сказал, что она эгоистка. Он всегда ужасно мерз, даже летом, и так близко усаживался к огню, что одна ножка у кресла обуглилась. Лили говорила, что по щиколоткам у него такие узоры, что можно ходить без носков. Он дождется, предупреждала она, что кресло прикажет долго жить от его раскачки и вывалит его прямо на угли.

— Ты успокойся, — уговаривала она. — Это возраст у нее такой.

— Тут поневоле поверишь в наследственность, — кипятился он. — Вылитая копия паршивки Рене.

Только неправда это. В девчонке ни с кем никакого сходства покуда не наблюдалось.

Усадив Стеллу в такси, он помедлил, прежде чем хлопнуть дверцей. Он был при всем параде, и у нее еще оставалось время одуматься. Но она уставилась прямо перед собой с видом непонятой добродетели.

Все же, когда такси, в гирлянде голубей, рвануло от тротуара, она не удержалась, глянула через заднее стекло и ухватила промельк дяди Вернона. Он стоял, как под грибом, под гигантским зонтом, махал изо всех сил рукой, в знак того, что желает ей удачи, и она послала ему запоздалый, беглый, неувиденный поцелуй, когда такси завернуло за угол и через трамвайную линию заскользило к Кэтрин-стрит. Она настояла на своем, но радости не было. За все приходится платить, думала она.

Дядя Вернон вернулся в дом и принялся ладить большой крюк к кухонной двери. Лили прибежала на грохот и поинтересовалась, зачем это надо. Он еще не снял свой танкистский берет, не сменил брюки.

— Чтоб вещи вешать, женщина, — буркнул он, в сердцах загоняя шуруп и совсем не замечая, как с двери из-за этого сшелушивается краска.

— Что, например? — спросила она.

— Например, кухонные полотенца, — сказал он. — А ты думала? Лучше, считаешь, мне самому повеситься?

Лили сказала, что ему бы не грех проверить свои мозги у доктора.

Дорога заняла от силы минут десять: когда Стелла приехала на Хотон-стрит, часы «Устричного бара» показывали четверть четвертого. Она выскочила из такси и в секунду оказалась у служебного входа. Если б она зазевалась, стала раздумывать, благодарить шофера, причесываться, ее, может быть, унесло бы совсем не гуда и все бы пропало.