Геннадий Падерин - Шахматы из слоновой кости

И хотя мы понимаем, что атмосфера таинственности в произведении о реальных людях и реальных событиях в достаточной мере условна, что, скажем, «якутским злоумышленником» окажется не засланный в Якутию со специальным заданием одной из иностранных разведок матерый агент-диверсант, а самые обыкновенные свойства вечной мерзлоты, мы охотно принимаем правила игры, ибо чувствуем в применении их своеобразный живой юмор, возникающий на стыке очерковых реалий с законами популярных детективных и приключенческих жанров. А юмор – это также «плюс экзотика». И владеет им Геннадий Падерин великолепно, с большим чувством такта иронизируя не над своими героями, а над тем лицом, которое в поэзии называется лирическим «я». Иными словами, источником юмористической ситуации всякий раз оказывается рассказчик, пытающийся вслед за своими героями проникнуть в труднодоступную для некомпетентного человека «зону неизведанных глубин», постичь суть их открытий.

Экзотичен, наконец, и сам тип падеринского героя. Это, как правило, люди, одержимые идеей, которая не укладывается в

рамки существующих представлений и кажется потому чуть ли не абсурдной. Есть в прирожденном таланте людей этого типа что-то общее с поэзией, гармония которой далеко не всегда проверяется алгеброй так называемого здравого смысла, тем, не менее, по признанию В. Маяковского, «поэзия – пресволочнейшая штуковина: существует – и ни в зуб ногой».

Многие падеринские герои сродни гениальным самоучкам вроде Кулибина и Ползунова. Они идут не академическими вершинами, а народными подножиями – используя и совершенствуя далее многовековой опыт народных наблюдений, обогащая его достижениями современной науки. И в таких, взятых из жизни типах людей, как ныне всемирно известный «ловец ураганов» сибирский метеоролог Дьяков или молодой акванавт из Новосибирска Коновалов, опровергающий сложившиеся представления о причинах гибели людей на воде, Г. Падерин очень точно уловил одну из характерных примет нашего времени – все уверенней прокладывающую себе дорогу научную самодеятельность. При чтении падеринских очерков вспоминаются имена народного академика Терентия Мальцева, курганского доктора Илизарова, возглавляющего теперь один из крупнейших травматологических центров страны, вспоминаются энтузиасты самодеятельных экспедиций в район падения Тунгусского метеорита, из числа которых вышли и академик Николай Васильев, и космонавт Георгий Гречко, и многие другие «яростные и непохожие», поднявшие знамя борьбы с инерцией бытующих стереотипов и боязнью всего, отклоняющегося от текста школьных учебников.

Произведения Геннадия Падерина получили всесоюзное звучание. Вызвав широкий общественный резонанс, они оказали его героям существенную помощь в их работе. Многих из того, же беспокойного племени ищущих они вдохновили и поддержали морально. Знаю это по собственному опыту: не будь их, не будь этой твердой гражданской позиции писателя-коммуниста, писателя-фронтовика, отстаивающего «право на восстание», мое хождение в «Тьмуторокань», по следам князя Игоря Святославовича, героя бессмертной древнерусской поэмы, было бы гораздо трудней… И вот основное, что делает книги Падерина подлинно народным чтением, – то, о чем он пишет, глубоко волнует каждого, Ток страстного писательского слова, несомый его книгами, проходит по цепи читателей, вызывая ответную реакцию в виде мощного силового поля общественного мнения.

К вещам документального плана тесно примыкают произведения художественные – рассказы и короткие повести, часть из которых представлена в настоящем сборнике. В большинстве рассказов писатель обращается к теме минувшей войны, участником которой он был. Думается, есть что-то очень неслучайное в том, что к этому пласту своей биографии автор обратился лишь спустя три десятилетия после победы. Может быть, удерживал глубоко человеческий такт перёд памятью павших. Может быть, за годы разрушительной войны душа истосковалась по иному разговору – по разговору о мирном созидательном труде, и слово о мирном труде было главным для писателя-фронтовика.

Геннадий Падерин не одинок в этом отношении. Совсем недавно в журнале «Дружба народов» появилась первая военная повесть писателя-фронтовика Вячеслава Кондратьева «Сашка», в предисловии к которой Константин Симонов написал: «Мне даже кажется, что, не прочитай я «Сашки», мне бы чего-то не хватало, не в литературе, а просто-напросто в жизни». То же самое можно сказать и о рассказах Геннадия Падерина. Они какие-то пронзительно-неожиданные, созданные под каким-то совершенно новым углом зрения. Факты и детали, о Которых идет речь, вроде бы малозначительны, даже будничны, отчего, наверное, до Кондратьева и Падерина на них и не обращали внимания, но когда читаешь такие вещи, как «Котелок на двоих» или «Солдат Матрена», чувствуешь, что без этих деталей и фактов картина войны, несмотря на огромное количество Книг и кинофильмов, была бы неполной.