Юрий Нагибин - Дневник

В последний момент к нам в лодку без спроса погрузилась генеральская компания. А едва мы отплыли, не на моторе даже, который упорно не желал заводиться, а на шесте, генерал со своей сворой перегрузился в «Казанку» начальника охотбазы, неожиданно оказавшуюся в бежецких водах. Тут выяснилось, что новенький катер на тридцать мест, только на прошлой неделе доставленный в охотбазу, страдает полным параличом мотора.

Генерал и его свита скрылись в вечереющем влажно — зыб ком воздухе, а мы еще около получаса слушали мертвые всхлипы не принимающего горючее двигателя. Но, как и всегда бывает, на самом пределе человеческого терпения, за ко торым — безумие, мотор чихнул, взревет, и винт забуровил воду. Мы поплыли вдоль растянувшегося по правому высокому берегу Бежецка.

Мы долго плыли мимо этого убого, скучного до сердеч ного спазма городка, потом прошли под мостом, потеряли Бе жецк из виду и обрели громадное пространство воды. Это не озеро — вешний разлив реки и впадающих в нее ручьев. И воды торчат кусты, деревья, сараи; вокруг по косогорам лепят ся деревни с высокими, красивыми, мертвыми церквями. Вода кишит ондатрами, они плавают, ныряют, забираются на ветви полузатонувших кустов и что‑то жрут, помогая себе передними лапками. Они совсем не безвинны, эти крысы, они истребляют нелепых, слабых выхухолей, последних представителей древнего рода десманов. Кстати, мех выхухоля ценится много дороже ондатриного, и это преступление подсе лять ондатру к выхухолю. Но кто‑то совершил сию, чисто лысенковскую новацию, и теперь ничего не поделаешь — потрава зачислена по ведомости достижений.

На топких островках застыли кулички; размахивая крыльями, как скоморохи длинными рукавами шутовского кафтана, переваливаются из черного в белое в медлительном полете чибисы. Их тоскливые голоса щемяще звучат в тишине озера, когда в очередной раз глохнет мотор. И множество уток: кряквы, чирки, чернеть, гоголи, шилохвость, пеганки, крохали, — стаями, парами, в одиночку козыряют в воздухе, или сидят на воде. Это и пролетные утки, чуть запоздало тянущие на север, и прибывшие сюда для гнездования, для серьезной оседлой жизни.

Уже в надвигающихся сумерках мы пристали к плоскому, унылому, совершенно голому острову. На берегу стоял краснолицый носатый старик в егерьской фуражке и длин ной, до земли, плащ — палатке, нагрузшей по низу глинистой грязью.

На берегу мы обнаружили его курень: шалашик, сложен ный из веток, грязи, старых. газет, камней и консервных ба нок. Возле очага привязан отличный русский гончак. Этому егерю предстоит жить на острове все десять дней весенней охоты. У него тут сложены в камышах шалашики, и он ждет клиентов.

Старик рассказал нам, как гонял лису его гончак, но взять не мог, лиса уходила в воду, и пес терял след. А ночью лиса душила почем зря уток. Егерь нашел ее нору с двумя выходами и завалил их камнями. Лиса задохлась в своем подземном логове. Меня примирило с ним то, что он, похоже, сам жалел об этой дерзкой, умной, ловкой лисе: так отлично морочившей его опытного гончака, но спасовавшей, как и все в природе, (перед коварством человека.

Вскоре мы услышали шум мотора — это мчался за нами |на «Казанке» начальник охотбазы. Я был уверен, что о нас (никто не вспомнит, и вдруг такая приятная неожиданность!.. Б К базе подойти не удалось из‑за прибившегося к берегу льда. Мы высадились в стороне, против деревни Бежицы, и двинулись вверх по горбатому берегу, по его жидкой грязи, по жирной пашне, вязкой, как болото, через топкие ручьи, на всё отдаляющийся огонек охотничьего домика. И небо сперва с стеклянно зеленело, потом пасмурно притемнилось и, наконец, покрылось нездоровой сыпью мелких звезд. Идти становилось всё тяжелее, у меня нехорошо прихватываю сердце…

Переночевав на базе, — Михайловские горы называется место, — мы отправились на моторке к месту назначения. Это г лесной кордон в сорока километрах от Михайловских гор. Плыли долго, мотор «Москвич» тянет хорошо, если в лодке не больше двух — трех человек. Опять шли мимо затопленных кустов и рощ, сараюшек, балаганов. Разлив — широченный, а мы словно пробирались по узкому, извилистому коридору. Но так это, в сущности, и было: мы всё время искали русло узенькой Мологи, а когда теряли, то тут же садились на мель.

Много уток, куликовых и всяких других птиц. День пасмурный, с прояснениями. На полпути зашли в Еськово за горючим. Здесь — филиал охотбазы. На берегу мужики конопатили лодку, ловко и точно вбивая паклю в пазы деревянной [лопаточкой. На костре медленно плавятся, превращаясь в жгуче — черное варево, комья смолы.