Джойдип Рой-Бхаттачарайа - Сказитель из Марракеша

Но это в будущем. Мы начинаем путь от мечети Кутубия, ибо тень ее минарета указывает на Джемаа. Мы двинемся медленно, почти на ощупь, словно во сне; мы пойдем по стрелке этого компаса, пересечем бульвар Мохаммеда V, минуем вереницу такси, что и в дневную жару, и в вечернюю прохладу терпеливо дожидаются клиентов. Между седьмым и восьмым автомобилями, в сумраке площади Фуко, благородный кипарис, подобно минарету мечети Кутубия, умаляет своим величием соседствующие с ним постройки. Я зову этот кипарис Вороньим деревом, ибо на ветвях его гнездится множество пустынных ворон. Именно они заставили меня мысленно отметить и другие знаки странной природы, предварявшие главное событие того вечера. Вороны тревожились, а это всегда не к добру.

Были и другие знаки. В городе пахло пеплом. Взошла полная оранжевая луна, окруженная кольцом света. Неестественно сырой ветер дул с гор, увлажнял волосы, холодил голову. Позднее воздух высушила красная раздвоенная молния, сполохом обнажив каждую выбоину мостовой.

Но, несмотря на все дурные предзнаменования, что были явлены в тот вечер, когда исчезли двое чужестранцев, я уселся на своем обычном месте — мое упорство в нежелании признать очевидное удивляет меня и по сию пору — и приготовился вести рассказ.

Кто же первым обратил мое внимание на вспышку молнии? И на не связанный с ней раскат грома, который раздался в сумерках и предварил молнию, хотя всегда бывает наоборот? Не Тахар ли, канатный плясун? Дайте подумать; ах, проклятая память!

Я вспомнил. То был не Тахар. Тахар появился много позже, и в странной одежде. А первым был акробат Саид, что живет в маленькой комнатке с небесно-голубой дверью; комнатка примыкает к Баб-эд-Дебба, пожалуй, самым старым воротам в городской крепостной стене.

Саид — человек во многих отношениях необычный. Говорят, его послед утащила собака. Значит, послед так и не был погребен; пожалуй, этим объясняется, почему Саид предпочитает пребывать в воздухе, а не топтать землю. Еще: Саид — акробат, который носит очки. Может, вы видели его здесь, на площади, исполняющим какой-нибудь трюк — очки кое-как закреплены на голове бечевкой. Саид — воздушный гимнаст, человек, освободивший себя от ежедневных пут, с тем чтобы не сдерживать свое воображение. Я всегда изумляюсь непринужденности, с какой он бродит по дворцу своих фантазий. Мой друг Дрисс утверждает, что Саид из нас ближе всех к Господу, и доказательство тому — точность и легкость его прыжков. Саид не медлит, не робеет; Саид не падает. Он блаженный, одаренный небесной грацией. Никто никогда не видел Саида сердитым или унылым. Он из тех, кто радуется жизни, не имея на то оснований; радость проявляется в вечной улыбке и почти постоянном смехе.

Так вот, когда этот самый Саид пришел ко мне с видом удрученным, когда он, дрожа, стал говорить о раздвоенной молнии — по его словам, она была точно песчаная змея, у нее с каждого конца было по голове, — я взволновался. Саид сообщил, что уже убрал свои канаты, шесты и трамплин и впервые за двенадцать лет, что работает на Джемаа, решил закончить представление раньше обычных девяти вечера.

— Эта огненная вилка внушает ужас, — повторял Саид. — Она предрекает боль и разрушение.

А взгляни хоть на эту оранжевую луну, взгляни на идеально правильное кольцо, что ее окружает, — взволнованно продолжал он. — Словно Сатурн шлет нам кару, предваряемую зловещим знаком. Разве твой язык, Хасан, не обожжен этим охряным светом? Разве ты не заметил — мы больше не отбрасываем тени! Это неестественно! Такие предзнаменования попусту не делаются! Луна похитила наши следы, и теперь мы пусты, как скорлупки!

Я пытался его успокоить. Говорил, что Джемаа — словно ложбина, в которой сгустился туман, — все изменяет, даже луну. Что же касается раздвоенной молнии, она символизирует огонь, а стихия огня хоть и имеет разрушительную силу, зато является ключом к очищению. Поэтому, Саид, лучше присядь и послушай хорошую историю. Я говорил так, ибо хотел прогнать его страхи прохладным потоком своего воображения.

— Если ты углубился в страх, — увещевал я, — просто развернись, и тогда хищник станет добычей. Не падай духом. Верь: я сумею изменить природу того, что тебя пугает.

Но Саид не слушал. Он сказал, что в прыжке, зависнув на миг над землей, он увидел то место, куда ударила молния. И в дыму и пепле сумел прочесть предупреждение об ужасной опасности, что грозит нам всем.

— Нужно немедленно уходить отсюда, — повторял Саид.