Михал Витковский - Марго

В кузнице толстый кузнец, пан Казимеж, берет клещами подкову, сует ее в огонь, раскаляет докрасна, а потом изо всех сил бьет по ней молотом. Снова хватает щипцами раскаленную до оранжевого цвета подкову и сует в ведро с холодной водой. Ад, шипенье, клокотанье! Вытирает руки о кожаный фартук. Вонь, вода мутнеет, все затихает. Кузнец прибивает подкову к конскому копыту.

— Пан Казя, дадите мне немного этой мази подковной…

— Сала?

— Его.

— На что тебе? — наверняка под защитными очками подозрительно сощурил глаза.

— …

— Ты с этим смотри. Ты с ним осторожно. Это дело такое… в зависимость попадешь.

— …

— Топот?

— А вы уже знаете?

— Знаю, знаю.

— И что?

— Не пользуюсь. Предпочитаю березовый сок.

— Не пользуетесь?

— Нет. Предпочитаю спокойно. Постепенно. Достойно. Человек не конь, чтобы нестись сломя голову.

— Дадите?

— Бери, сынок, в банке из-под огурцов, на столе, рядом с гвоздями. Не злоупотребляй этим делом.

— Я буду осторожно.

— Помни, что ты не конь. Никогда не известно, куда тебя эта гадость унесет. Да-а-а, видать, теперь ты в Рудке не скоро появишься…

Тогда я кузнеца расцеловал в усатую морду, вскочил на коня, руки вскинул над головой, точно какой-то варшавский памятник, и крикнул триумфально:

— На Варшаву!

А конь заржал, тоже триумфально, и триумф разнесся по воздуху.

— Варшава, Варшава… А существует ли вообще эта самая Варшава, кроме как в теленовостях?

— Существует, пан Казя! Там снимают все фильмы. Вы еще обо мне услышите! В теленовостях! — Сердце мое колотилось не в грудной клетке, а где-то в ушах, когда я ту банку брал. А сам думаю: блин, щас как инфаркт меня свалит! А в банке что-то творилось, что-то ходило, что-то бурлило, что-то вырывалось наружу — то же самое, что и во мне.

— А вы знаете, сколько на телевидении зарабатывают? Сто тысяч в минуту зарабатывают! Ур-ра-а-а-а-а!

Я все продал: магнитофон, видак, занял у родителей несколько тысяч и поехал на кастинг в Варшаву. Банку и весь багаж оставил на Центральном, там под землей есть такие ячейки: бросаешь пять злотых и держишь. Только я немного отложил себе в стаканчик из-под йогурта, чтобы лизнуть перед самым выходом.

Бакенбарды сделал себе оригинальненькие, волосы обесцветил, в солярий на Иерусалимских Аллеях сходил. Само собой — к косметичке. К парикмахеру! Остальное инвестировал в клепаную кожу, ковбойские сапоги из «Галереи Мокотув», и иду. С сумками. Хоть новая обувь жмет. Кастинг проходил где-то на Гаражовой. Дождь как из ведра. Противная Варшава, очень противная, не то что Сувалки или у нас, в Рудке. А они стояли. Сотни таких, как я, при полном параде. С той только разницей, что сразу видно — городские, лучше ориентируются в тенденциях, потому что все до одного как из телевизора. И те, кто умеет петь, и те, кто совсем отчаялся: «Я знаю, что не умею петь, но, может, жизнь настолько бессмысленная, что уж и не знаю, может, хоть здесь что-нибудь случится». А еще были люди — прирожденные звезды. И такие, которые хоть немножко, но сумеют напеть. И такие, кто пришел под девизом «я здесь для прикола». А конкретно крейзанутые — были и такие — доставали стволы, то ли настоящие, то ли водяные, и стреляли в жюри. И все одеты так, чтобы на себя внимание обратить, и если бы кто пришел нормально, обычно одетый, тот как раз и выделился бы.

Быстро все на себе поправил в туалете: крест на груди Христом наружу, шевелюру аптечным пергидролем обесцвеченную, над которой дождь изрядно поглумился, сигаретку быстренько, несмотря на строгий запрет, выкурил. Срачка на меня напала на нервной почве такая, что боже ж ты мой! И тогда я напоследок еще пасты лизнул.

И что в итоге? А в итоге пол дня ожидания под дверями зала. Как перед экзаменом в ремеслуху, как на призывной комиссии. Кто-то сидит и играет на гитаре, атмосфера турпохода, а какие-то типы со спадающими с задницы портками всё это снимают. Очень свободно себя чувствующие, с лицами под девизом «снимаю — значит, я из того мира, в который вы хотите попасть, но не попадете, потому что здесь уже я…». Короче, типа ждем, типа ништяк, каждый делает вид, что не испытывает стресс, потому что знает, что его снимают, дает интервью, каждый говорит, что пришел сюда ради прикола и чтобы потусоваться с клевыми людьми, всё путем. А я сижу сосредоточенный и пересчитываю в мысленном воображении наших кур из Рудки.