Фарид Нагим - TANGER

— Оставайся со мной?

Меня все же мучило, и я, крепко сжав ее руки, лег сверху. Оказывается, так неудобно все делать с этими длинными красивыми ногами. Она лежала безучастно, тяжело и презрительно, как ртуть, и я понял, что не кончу никогда, и не стал мучить себя и ее.

Она усмехнулась и мгновенно заснула, будто я нечаянно нажал какую-то кнопку на ней.

Тело ее пылало. Во сне она забыла, что она проститутка, что рядом чужой мужчина, который насиловал ее, она повернулась и положила на меня свою горячую, громоздкую ногу, а потом обняла, как самого любимого человека на земле. Я замер, животу было тяжело, но я боялся пошевелиться. Дыхание ровное, безмятежное и счастливое. Она что-то сказала. Я переспросил, а потом понял, что она во сне, и тихо засмеялся.

Просыпался от мучительной, невыносимой уже эрекции, и от ее длинной кисти на лобке, улыбался в темноте, радуясь, что впереди еще вся ночь и снова засыпал, с безмятежным счастьем путая времена и лица.

«А ты опять сегодня не пришла, а я так ждал, надеялся и верил, что зазвонят опять колокола, и ты войдешь в распахнутые двери». Было совсем светло, Герман вдруг резко сел на кровати. Волосы стояли пузырем на его голове. Он недоуменно осмотрел себя. И вспомнил. Мучительная гримаса искривила его лицо, серое, с мешками под глазами. Он обхватил руками голову, качнулся. И я увидел, что он любит Соню, любит своего маленького сына и Генку, и ему так плохо, что он поссорился, что он в чужой комнате, на чужой кровати, в одной водолазке и без трусов. Я закрыл глаза. Он, наверное, с отвращением посмотрел на нас, быстро одевался, звякал ремнем. Уходил, приходил. Замер. Я понял, что он не решается разбудить меня, и открыл глаза.

— Анвар, я пошел, ты сам с ней смотри, я пошел, позвони мне.

Я не стал ему предлагать чай и завтрак, видно было, что он не задержится здесь ни на секунду.

Он ушел. Вернулся.

— Денег ей на такси не давай, вообще спрячь деньги, если есть, — сказал он шепотом и ушел.

— Пока, Герман, спасибо тебе.

Потом я любовался очертаниями ее большого тела под моим плащом. Смотрел на ее пальто в моем гардеробе. За окном все в снегу. Снег был пышный и девственный. «А ты опять сегодня не пришла, а я так ждал, надеялся и верил, что зазвонят опять колокола, и ты войдешь в распахнутые двери». Песня с утра в голове. Поставил чайник. Хлеб, нарезка, меня подташнивало. Пошел в туалет, но вытошнить не смог. Почистил зубы. Она проснулась, глаза у нее были ясные. Она стеснялась меня.

— А кто там?

— Это хозяева, не бойся.

— Ты что, комнату снимаешь, что ли?

Ей было неловко выйти, она обмоталась моим полотенцем, выглянула за дверь и выскользнула.

Потом она так и ходила обмотанная полотенцем. Мы пили чай, и было дико, что она проститутка и скоро уйдет. Я так много говорил и рассказывал ей, и все равно задыхался от переполнявших меня слов и историй. Она осматривала комнату, с фальшивым интересом прислушивалась и не скрывала своей насмешки надо мною, она все поняла про меня. Я расспрашивал ее про их жизнь, терялся, как назвать, и называл их — «вы, женщины легкого поведения».

— Ты хочешь сказать, мы, бляди? — покривила она запекшиеся губы.

Теперь это была рядовая, меркантильная девушка, со своим интересом в большом городе. И все же очень хотелось, чтоб она осталась. Она отерла большие губы ладонью. Осмотрела себя. Нашла трусики и чулки.

— Отвернись, я оденусь.

Потом я подал ей пальто.

— Дай мне денег на такси.

У меня оставалось только пятьдесят тысяч на жизнь. Я вспомнил Германа и автоматически сказал, что денег нет, очень мало.

Большие запекшиеся губы шевельнулись в усмешке.

— Я вчера кончила от тебя, — сказала она и посмотрела на меня мягкими глазами. — У меня такое первый раз с клиентом, а ведь это вредно для нашей блядской психологии.

«А ты опять сегодня не……». Я просто пожал плечами.

— Можно, я твой телефон запишу? — попросила она.

И я дрожащей рукой написал на бумажном квадратике номер и свое имя. Потом перепроверил номер. Ошибки не было. Точно. Да. Не было.

— Номер, наверное, не тот записал? — она с мягкой, родственной усмешкой посмотрела на меня.

— Да ты что?!

Она бережно свернула бумажку и положила в карман. Я достал из плаща пятьдесят тысяч и вывернул перед ней все карманы.

— Это последние, точно!

— Спасибо, — сказала она.

Я открыл перед ней дверь и все не верил, что она уйдет. Она вышла на площадку, спустилась на три ступени вниз и обернулась:

— Думаете, это вы меня трахнули? Это я вас трахнула!