Яков Цивьян: Специальность – хирург

Один из них пришел ко мне в больницу. Это был мужчина средних лет, высокого роста. Поражали в нем страшно выраженная худоба и серая сухая кожа, а также глубоко запавшие глаза с потухшим безжизненным взглядом. Он рассказал, что ничего не может есть. Вскоре после еды у него начинается неукротимая рвота. И так каждый раз. Он постоянно голоден и чувствует, как теряет силы. Болями в области желудка он страдал в течение нескольких лет, а вот в последние полтора-два года стал отмечать появление чувства тяжести после еды в верхней половине живота и вздутие. Данные осмотра больного в сопоставлении с его рассказом позволили без особого труда решить, что больной страдает стенозом – сужением просвета желудка в месте перехода его в двенадцатиперстную кишку, возникшим на почве язвенной болезни желудка, что и мешает продвижению пищи в кишечник. В желудке скапливаются застоявшаяся пища и желудочный сок, что приводит к постепенному его расширению и истончению стенок.

Больной нуждался в срочной помощи. Единственное, что могло помочь ему, – это операция, с помощью которой следовало создать возможность пище свободно проходить из желудка в двенадцатиперстную кишку и другие отделы кишечника. Большого опыта в подобных операциях у меня не было, но несколько раз я участвовал в таких операциях в качестве ассистента и хорошо знал технику их. В сороковые годы при таких состояниях редко делалась резекция – удаление части желудка. Чаше в этих случаях прибегали к наложению анастомоза – обходного пути для прохождения пищи, позволявшего ей, минуя суженный отдел желудочно-кишечного тракта, выйти в кишечник. Вот эту операцию я и собирался сделать.

Больной был принят в больницу. После проведенного обследования была начата подготовка к операции. Эта подготовка заключалась прежде всего в пополнении водного баланса больного, истощенного постоянными, изнуряющими рвотами. В подкожную клетчатку, в вену ежедневно вливались солевые растворы, глюкоза, витамины и другие необходимые организму вещества. С помощью питательных клизм в организм больного вводились жиры, белки. За время такого подготовительного лечения больной несколько окреп, улучшился тургор – напряжение его кожи, прекратились рвоты. Откладывать операцию больше было нельзя. Дальнейшая подготовка оказалась бы изнурительной и для больного, и для меня. Больной устал ждать. Он был измучен болезнью и жаждал выздоровления. Я устал от ожидания операции: все эти дни во сне и наяву многократно мысленно проделывал я эту операцию, рисуя одну за другой ее картины. Они преследовали меня всюду. Я больше ничем не мог заниматься, ни о чем не мог думать.

Накануне операции ночь была беспокойной. Поздно вечером я в который раз зашел в палату к больному. Он спал. Еще раз проверены назначения больному и наказано дежурной сестре внимательно следить за его состоянием. Особой надобности в этом не было, так как и без напоминаний сестра хорошо знала свои обязанности. Но, видимо, иначе я не мог. Перед сном еще раз просмотрел в руководствах описание хода операции, возможные ошибки и осложнения. Особенно внимательно штудировал книгу Владимира Михайловича Мыша, в которой детально был освещен интересовавший меня вопрос.

Все попытки хоть ненадолго уснуть были тщетны. Калейдоскоп мыслей проносился в моей голове. Перед глазами вставали самые страшные и самые тяжкие осложнения, которые могут возникнуть при этой операции. Казалось, что они обязательно возникнут, что их возникновение фатально, неизбежно. С большим трудом я дождался утра…

Очень хорошо помню, как томительно и долго шла операция. Помню, как большой синюшный желудок скользил в моих малоопытных руках. Помню, как я боялся неосторожным движением нанести непоправимый вред этому больному желудку. Помню и чувство усталости, навалившееся на меня. Мне казалось, что операция никогда не будет завершена.

Наконец, задний анастомоз был завершен наложением последнего шва.

Собрав последние силы, я с трудом ушил переднюю брюшную стенку и наложил повязку…

Казалось, что я больше никогда не войду в операционную, столь трудно и физически, и особенно морально досталась мне эта первая в хирургической жизни самостоятельная операция на желудке… Какое-то время я был отрешен от всего. Ну а потом вновь пришло беспокойство… Беспокойство за содеянное, беспокойство за судьбу оперированного… В палате, где находился больной, было тихо и торжественно. Впрочем, эта тишина и торжественность чувствовались во всей больнице. Они угадывались в поведении нянечек и сестер, в молчаливости больных, в озабоченности моих коллег, в необычном внимании к случившемуся… По тем временам сделанная мною операция была не повседневной для сельской больницы, особенно Венгеровской, где долгое время вообще не было хирурга.