При кажущейся со стороны целесообразности и логичности действий в голове у меня царил полнейший хаос. Мне не давала покоя одна мысль: как я буду обрабатывать рану? В глазах стояла эта рана и розовато-серое вещество выпавшего головного мозга…
Окончив обследование пострадавшего, я велел ввести необходимые лекарства и готовить его к операции. Прежде чем уйти в операционную, я тщательно выбрил голову больного, формально объясняя свои действия тем, что сделаю это лучше, чем санитарка. Фактически же, подсознательно, я старался отдалить время начала операции, чтобы еще раз взвесить все и проверить свою готовность к ней. Нет сомнения, что я боялся ее.
Долго и тщательно я мыл руки. Меня облачили в стерильные халат и маску. Больного уложили на операционный стол. Как обычно, его руки и ноги привязали к столу мягкими фланелевыми вязками. Туловище закрыли простынями.
Марлевой салфеткой, смоченной спиртом, я тщательно обмыл кожу головы вокруг раны, дважды смазал операционное поле пятипроцентной настойкой йода и закрыл стерильной простыней, в разрезе которой виднелась лишь рана и прилежащие к ней края разорванной кожи.
Осторожно и весьма тщательно я обколол края раны иглой, через которую при помощи шприца ввел триста миллилитров четвертьпроцентного раствора новокаина. Закончив обезболивание, я столь же осторожно стал ощупывать рану. К своему ужасу я понял, что кости черепа повреждены на значительно большем протяжении, чем кожные покровы, так как за пределами кожной раны не определялась свойственная своду черепа твердость, а выявлялось зыбление. Ужас мой был вызван предположением, что костные отломки свода черепа, по-видимому, внедрились в вещество мозга.
Сумею ли я без рентгеновского снимка найти в ране мозга, в его поврежденной ткани, эти отломки и полностью удалить их? Удастся ли мне это? Я хорошо понимал, несмотря на свой небольшой врачебный стаж, что грозит моему пациенту, если в веществе поврежденного мозга останется инородное тело в виде неудаленного отломка кости.
Все эти мысли вихрем роились в моей голове. Я не должен был показывать окружающим своего смятения. Я знал, что любое мое колебание, любой неверный жест быстро станут достоянием не только моих коллег и помощников, но и родственников пациента, а это могло поставить под сомнение правильность оказанной больному помощи и внести ненужное беспокойство.
И вот я приступил к операции. Внешне, как мне казалось, я был спокоен и сосредоточен. Скальпелем я стал иссекать края кожной раны. Давалось это мне нелегко. Рана была неправильной формы с ушибленными, загрязненными землей и навозом краями. Ее сложный рельеф крайне затруднял этот этап операции. Семь потов сошло с меня прежде, чем мне удалось иссечь и удалить края размозженной кожи. Помогавшая мне операционная сестра острыми крючками развела края кожной раны. Все дно ее было покрыто мозговым тканевым детритом – поврежденной мозговой тканью. Марлевыми шариками, смоченными теплым солевым физиологическим раствором, я стал осторожно удалять этот детрит. Наконец мне удалось обнажить края поврежденной кости.
Костная рана имела неправильную, в какой-то степени напоминающую часть копыта лошади, форму. Пинцетом я стал осторожно извлекать костные отломки и складывать их на салфетку, тщательно подгоняя Друг к другу. «Если они,- рассуждал я, – повторят полностью форму костного дефекта – значит, я извлек все отломки, и ни один из них не остался в глубине мозга». Долгим и кропотливым было это извлечение. Наконец, небольшой по величине, семнадцатый по счету костный отломок закрыл последний просвет белой марли. Лежавшие на салфетке костные отломки полностью повторяли по форме дефект кости в черепе моего пациента. Я тщательно остановил кровотечение из разорванных кровеносных сосудов и слегка надсек в отдельных местах края разорванной твердой мозговой оболочки черепа, оболочки, состоящей из очень прочной неэластичной ткани, отделяющей мозг от внутренней поверхности костей черепа. Швы на края разорванной твердой мозговой оболочки я не накладывал, так как знал, что делать этого не следует по той причине, что поврежденная ткань мозга отвечает на травму развитием отека, приводящего к увеличению объема мозга. Развитие отека мозга в условиях замкнутого пространства может привести к его частичной гибели. Оставленные не ушитыми края разорванной твердой мозговой оболочки давали возможность увеличивающемуся под воздействием отека веществу головного мозга выходить, выпячиваться в этот дефект твердой мозговой оболочки и тем самым не подвергаться гибельному для него сдавливанию.
Читать дальше