Яков Цивьян - Специальность – хирург

Как поступить? Ведь решается судьба больного человека!

Не окажусь ли я слишком самонадеянным, сомневаясь в диагнозе, который формировался в авторитетном медицинском учреждении на основании длительного наблюдения за больным, развитием и течением его заболевания? Ну, а не будет ли еще менее этичным, если, несмотря на имеющиеся у меня, пусть пока совершенно необоснованные, впечатления, я подчинюсь гипнозу имеющегося диагноза и, быть может, упущу один-единственный шанс в судьбе больного? Ведь в том положении, в котором находился Мирзоев, даже один шанс из многих, пусть условный, пусть весьма сомнительный, пусть очень малонадежный, но все же – шанс, надежда на излечение, требовал внимания.

Я сказал дяде пациента, что ничего определенного обещать не могу, что согласен принять его племянника в клинику для обследования, что это обследование покажет, смогу ли я чем-либо помочь больному.

А пока еще Мирзоев не поступил в клинику, я попытаюсь рассказать о гипнозе предшествующего диагноза.

Мы, врачи, – тоже люди. Наша профессиональная квалификация основывается на приобретенных знаниях, опыте, навыках и, несомненно, интуиции, отображающей суммарное понятие и знаний, и опыта, и навыков. Нам свойственны все те недостатки, которые свойственны людям других профессий. Понимая то значение, которое таит ошибка врача в судьбе человека, мы, врачи, всячески стремимся избежать ошибки. Но это не всегда возможно. Нам свойственны и такие ошибки, как соглашательство, особенно если оно связано с именами общепризнанных в той или иной медицинской специальности авторитетов. Порой предшествующее ошибочное заключение, мнение авторитета или учреждения, парализует последующую борьбу за истинный диагноз, а следовательно, и за судьбу, за благополучие больного человека. Предшествующее мнение всегда, вольно или невольно, склоняет врача в сторону подтверждения предыдущего, ранее установленного диагноза болезни. Нужны очень веские и достоверные, неопровержимые и убедительные факты и доводы, чтобы опровергнуть неверное предыдущее мнение, освободиться от его гипнотизирующего действия, чтобы отказаться от неверного диагноза, чтобы на свой риск и страх, вопреки ранее проводимому лечению, как в случае с Мирзоевым, изменить план и начать другое лечение, отличное от предыдущего. Это требует убежденности в своей правоте, а для нас, хирургов, – и большого мужества, так как хирургическое лечение связано с насильственным внедрением в организм пациента, в его органы и ткани, в их жизнедеятельность, а значит, и с определенным хирургическим риском.

По этим причинам психологически легче, проще, порой удобнее идти по проторенной дорожке уже установленного диагноза и подтверждать его, уповая на мнение и авторитет специалистов, которые ранее пользовали пациента.

Такова психология врача, который поддается гипнозу существующего диагноза болезни. Такова подоплека ошибок, кроющихся в подтверждении существующего ошибочного диагноза болезни.

Диагностически неясный, «трудный» пациент всегда доставляет мне много хлопот. После того, как я узнал о нем, после того, как его увидел, я все время о нем думаю. Диагностически неясный больной беспокоит меня и днем, и ночью, и дома, и на работе, и в театре, и в гостях, и за делом, и в безделье до тех пор, пока диагноз болезни не станет для меня ясным и достоверным. Вольно и невольно, сознательно и подсознательно я буду думать о симптомах, подтверждающих диагноз, и о симптомах, которые ему противоречат. И так до тех пор, пока характер болезни «трудного» пациента станет очевидным и достоверным.

Вот по этим самым причинам, еще ни разу не встретившись с Мирзоевым, даже не представляя, как он внешне выглядит, как говорит, какой у него голос, какое выражение лица, какой цвет глаз, уже не говоря о специальных признаках, характеризующих его болезнь, я все время думал о нем. Свои знания для последующего дифференциального диагноза, суммы различных комбинаций, различных симптомов для подтверждения предполагаемого диагноза болезни я мысленно проверял применительно к этому пациенту. Он стал занимать все мое время. Его отсутствие стало нетерпимым. Мне нужно было поскорее встретиться с ним, разобраться в его болезни. Подтвердить или опровергнуть казавшийся мне недостоверным диагноз. Только после этого я смогу освободить свою голову от постоянных мыслей о Мирзоеве.

Вскоре его привезли в клинику. Привезли на носилках. Ходить он не мог. Он не мог поднести ко рту даже стакан с водой.