Александра Яки - Грусть улыбается искренне

Витёк ненавязчиво поставил Ингу перед собой и плотно обхватил руками, чтобы больше никаких происшествий.

Он всё-таки её поднял с постели и потащил сюда, он и должен отвечать. Хотя девушка выглядела вполне довольной тем, что находится в центре событий. Не каждый день в отделении столько детского смеха и обновок.

Тимофей, оставив надежды раскрутить подлый свиток, теперь, старательно высунув язык, подключал антенну к телевизору. А вот Инга свёрнутой длинной бумажкой заинтересовалась.

— А это что? — спросила она у Тамары.

— Да чтоб я знала… — женщина озабоченно взглянула на загадочную вещь. — Посмотрим…

Как ни странно, её, в отличие от Тимофея, свиток послушался и позволил себя разглядеть.

— Ага… — сказала Тамара Ивановна. — Это наклейка. Пришпилим её возле столовой. Тут повар изображен с… с чем это? А-а-а… с кастрюлей.

— Ну-ка, ну-ка. — Виктор потянулся к свёртку. Они с Ингой взяли его с разных концов и выпрямили, чтобы изучить подробнее.

— Фу-у-у! — вдруг раздался громкий возглас. — И это вы повесите возле столовой! Да я блевану!

Все резко обернулись на звук: у плаката стоял Шпала, с ужасом глядя на рисунок.

— Он же страшный и мерзкий, — оправдываясь, мальчишка показал на повара. — А в кастрюле у него жижа какая-то… Зелёная. Если этот кошмар будет висеть возле столовки, то никто туда вообще ходить не будет. Он же отбивает весь аппетит!

— Сашенька, ну ты преувеличиваешь, по-моему, — сказала Лизаветкина мама.

Парень вздохнул.

— Не знаю, по-моему, он прав, — вступился за него Виктор. — Повар страшенный… А на его стряпню смотреть невозможно без отвращения. Скажи, Инг? — он обратился к ней, понимая, что мнение послушной девочки для окружающих значит много больше, чем Сашкино или его — хулиганское.

Инга согласно кивнула.

— Ой, ну вас, — махнула Тамара. — Где я вам достану нормального? Довольствуйтесь уж тем, что есть.

— Лучше б никакого не было, — буркнула подоспевшая Эмма. — Саня, пошли, там сопляки фломастеры нашли и альбом. А ты мне обещал комиксы нарисовать.

Инга невесело улыбнулась.

— Умеют же некоторые художники для детей живописать, — сказала она, провожая взглядом Шпалу с Эмкой. — Давай, выписывайся скорее и открывай дизайн-студию. Уверена, ты бы повара намалевал лучше.

Возле драгоценного чёрного ящика грузчики поставили длинный мягкий диван. Чуть исцарапанные подлокотники и пара дырочек на серой обивке выдавали, что вещь далеко не новая, но это никого не расстраивало. Бекир влез на спинку, Лизка тянула его за ногу, чтобы малыш свалился. А их мамы только и успевали оттаскивать детей друг от дружки, чтобы вечер не закончился плачевно. Наконец Лизкиной маме удалось переключить внимание дочки на цветные карандаши.

Малютка страх как любила рисовать, особенно костюмы, нарядные платья, шляпки. Инга всегда шутила, что Лизавета обязательно станет великим модельером. Но до такой глобальной цели было ещё далеко.

На всю комнату раздался голос диктора: телевизор наконец долгими стараниями Тим-Тима заработал. Дети зааплодировали, сбежавшись к экрану. Тамара и ещё несколько мамочек отчаянно заохали: «Ну теперь наших сорванцов от экранов не отодрать».

— А когда вечерняя сказка будет? — заныла малышня.

— Скоро-скоро, — пообещала Тамара Ивановна, осторожно проворачивая антенну, чтобы изображение не рябило.

Лизаветкина мама подошла к выключателю и погасила свет в игровой. Синие блики от телевизора разлились по всей комнате, и осветили белые стены. Малышня, весело воркуя, устроилась на диване, готовая к просмотру мультфильмов. Тамара присела с краю. Шпала развалился внизу на ковре. Витька усадил Ингу на подоконник и примостился рядышком, обняв колени.

Убаюкивающая мелодия потекла из динамиков. Детвора притаилась в приятном ожидании, устремив маленькие предвкушающие глазки в экран. Смотрящие в окно грозные тучи больше не пугали своей строгостью и не давили на сознание — теплая атмосфера уютного и веселого вечера отгоняла все нехорошие мысли. Но не у Витьки!

Он, не глядя в экран, обернулся на ночной город. В небе еле-еле мерцали тусклые звёздочки. Огни домов и улиц тонули в мутном осеннем тумане. В пустом дворе больницы клёны и тополя уныло роняли листья на пожухлую траву.

Парню сделалось тоскливее прежнего.

— Инг, — обратился он шёпотом, чтобы не отвлекать козявок, затаивших дыхание у голубого экрана. — Как ты до сих пор меня терпишь?

— В смысле? — девушка взволнованно обернулась и попыталась заглянуть парню в глаза.