Массовка, конечно, была, татары вновь вытащили свои колонки, и мы бесились в коридоре вместе со «школьниками», которые тут же заметили моё новшество. На сей раз я отколол следующее: волосики мои хоть и не излечились, но уже изрядно подросли как раз на столько, чтобы я из них смог сделать себе маленький хвостик.
Лично я уже был до такой степени пьяным, что с трудом заходил в собственную дверь. Не пьяная Галя, которую почему-то сегодня ничто не брало, спокойно, допивая шампанское, смотрела телевизор, позаимствованный из 217-ой. Рудик с Чеченевым сидели рядом и пережевывали рис. Я плюхнулся за стол, поковырял вилкой в тарелке, потому что наелся уже до отвала, и тоже стал глазеть в ящик. Там шло супер-шоу (как нам весь месяц рекламировало телевидение) российской эстрады «Старые песни о главном». Весь декабрь мечтал его посмотреть, однако, сейчас всё перед глазами буквально размывалось. Я плюнул на всё и решил немного отдохнуть на своей кровати, наивно полагая, что через полчаса встану более свежим и бодрым, но… тут же заснул мертвецким сном. Сквозь сон я, правда, слышал, как до меня пыталась докричаться Галя, но встать было выше моих сил.
Вот так неопределённо и закончилась моя встреча Нового Года — второго и последнего года в Санкт-Петербурге.
Проснулся я 1-го января не так уж и поздно. Подошли Галя и Чеченев. Владик убежал предаваться экзотике в 210-ую, и мы начали (вернее продолжили после вчерашнего) жрать. Рис, казалось, мы будем есть ещё недели две, но на самом деле мы прикончили его ещё 2-го января. Также как и мы, 210-ая и 211-ая доедали свои продукты несколько дней, постепенно отходя от праздника и вливаясь в повседневную рутину. Жизнь опять потекла по привычному руслу…
Задачей N 1 была сдача курсового проекта по Бронникову. До Нового Года больше половины группы уже с успехом его сдала. Не в меру добрый Бронников раздавал «пятёрки» направо и налево и, в крайнем случае, ставил «четвёрки». Все выходили от него счастливые и довольные, и это позволяло мне надеяться, что и моё корыто, может быть, потянет.
Честно говоря, в последнее время я всё больше и больше приходил к выводу, что спроектировал какую-то чухню. И кто меня просил делать всё по правилам? Видать было какое-то умственное затмение или, проще говоря, бзик. Нет бы, как обычно, подправить кое-что малость — и готово супер-судно. Правда, и сейчас моё изобретение можно было считать супер, только с другой стороны.
Короче одним прекрасным утром я свернул в трубочку свои апокалипсические чертёжики и двинулся навстречу судьбе.
Бронников вызвал меня к себе в кабинет и попросил оставить пояснительную записку с чертежами у него на столе, а зайти за результатами через несколько дней. Я уже было обрадовался некоторой отсрочке моей экзекуции, но тут добрый дядя решил краем своего здорового глаза взглянуть на моё творение. Как назло, он выхватил теоретический, где во всей своей красе красовался (извиняюсь за каламбур) мой мидель корытообразного типа.
Лицо Бронникова покрылось всеми цветами радуги, а здоровый глазик начал дёргаться.
— Это… это что у вас такое? — сильно волнуясь, спросил он меня.
— Сухогруз, — печально ответил я.
— ЭТО — сухогруз? Да разве ЭТО — сухогруз? Где вы, вообще, видели такие сухогрузы? Да вы знаете, что вы сейчас мне принесли? Это у вас… это вы… это… это — лодка какая-то!!!
Ещё немного и он начал бы визжать. Я стоял с поникшей головой и не знал, что ему ответить на эту правду.
— Знаете что? — Бронников немного отдышался. — Вы сейчас идите… А я уж как-нибудь это проверю.
— До свидания.
Пунцовый и готовый убить самого себя, я закрыл за собой дверь и вышел на морозную улицу. Стыд и срам!
В назначенный день для поддержания духа я прихватил с собой Рудика, который шёл к Бронникову на консультацию. Надо сказать, что из всех наших курсовой на совести остался только у меня, Гали и Рудика. Ну, мы с Галей — это понятно, мы никуда не торопились, а вот Рудик запоздал. Но он уже смирился с мыслью, что ему придётся сдавать курсовик только после Кронштадта.
В кабинет мы зашли вдвоём. Лицо Бронникова не предвещало ничего хорошего.
— Садитесь, — сказал он мне таким тоном, что у меня пятки онемели.
— Значит так, — продолжил он после того, как я приземлился на стул, — меня интересует, сколько вы это выдумывали? Ведь это же просто невозможно — то, что вы мне тут написали! Посмотрите сами — буквально на каждой странице грубейшая ошибка! Вы знаете, я уж и так прикидывал и так, но ничего поделать не могу — вы заслуживаете только неудовлетворительной оценки.
Читать дальше