Наталья Абрамцева: Рассказы и сказки для взрослых

— Так… Без меня поговорите.

— Ну, беги. Лифтерша откроет.

Не взглянув на Виталия Григорьевича, Долли убежала. Навсегда… Туда, где бьют фарфор не потому, что его много, а потому, что люди там не железные… «Не понял… Ничего не понял…» — казалось было написано в глазах Долли.

Виталий Григорьевич почувствовал, что в голове на миг опять что-то резко перевернулось, и прежняя мысль остро пронзила сознание: «Собаки разговаривают разве?» Он растерянно посмотрел вслед Долли, затем, словно ожидал успокоения, вопросительно и с недоумением в глаза молодой женщины. Ведь она разговаривала с Долли… разговаривала обычно, как с ним. Как же это?.. Может, это естественно?..

А хозяйка Долли (Виталий Григорьевич вспомнил ее имя — утром Долли сказала!..), Эвелина, мило улыбнулась, не замечая его растерянности:

— Пусть бежит! Обиделась что-то! С ней случается. Простит. Знаете что, давайте я вас провожу! Вы ведь опять в школу? Так поздно?

… И оба рассмеялись…

Уже несколько дней ее преследовал лиловый цвет. Лиловым отливал снег. Лиловым казался свет фонарей. Кем-то оставленные на скамье, лиловели необыкновенно лиловые астры. Сначала это удивляло, потом стало пугать. Ведь не синий, не желтый, не зеленый. Лиловый! Разве это ни о чем не говорит? Лиловый цвет — цвет беды. Неузаконенно. Но она знала, что это так. И ждала. Недолго. Вечером, когда за окнами кружились уже совсем лиловые снежинки, раздался звонок в дверь. Открыла: прекрасная женщина в лиловом длинном платье, очень живые лиловые глаза, волосы цвета тумана.

— Я ваша беда. Ждете? — Она прошла в комнату.

— Ждала. Но почему именно я?

— Так вышло…

Они сели в кресла напротив друг друга. Они будто изучали друг друга, привыкали..

— Вы долго будете со мной?

— Как получится.

— Я справлюсь?

Беда пожала плечами: «А как же другие?»

Страшно не было, но нарастала тревога. Тревога, которую не снять никакими словами, никакими лекарствами, никакой работой. Тревога, которая исчезает, только уступив место страху, отчаянию, бессилию.

— Вы мне поможете? — робкий голос.

— Я? — Лиловые глаза расширились от удивления. — Хотя… И так бывает. Правда, редко…

— Почему же вы все-таки ко мне пришли?

— Вы не понимаете? А спрашивали о помощи. У меня! Значит, одиноки. А кто-то должен быть рядом. Вот я и — пришла.

— Одинока? — с вызовом. — Почему одинока?! Муж, друзья, дети…

— Да? — с мягкой насмешкой.

Обе знали, что у кого-то истрепаны нервы и характер неровный, у кого-то работа сумасшедшая, кто-то чем-то болен, кто-то равнодушен просто… Обе знали.

— Ну, что же, вот и познакомились. До завтра. Беда протянула руку. От этого прикосновения стало страшно… Оно не было леденящим — теплая человеческая рука.

А телеграмму принесли часом позже…

Москва, 1975 г.

Работать не хотелось. Валентину Сергеевичу очень не хотелось работать. Ведь такой день… Солнца столько, будто не октябрь сейчас, а май, яркий, теплый. А работа… Работа, в общем-то, и сделана почти вся. Данные собраны, проверены — ничего необыкновенного. Остается сбить четкий, в меру эмоциональный доклад. Или речь? Да нет, на речь не потянет. Этим Валентин Сергеевич и занимался в кабинете своей дачи. Эту часть работы он, как правило, выполнял здесь. Привык работать на воздухе. Кое-что уже было готово.

«Музыка, постоянная нервная спутница искреннего художника, суть души этого хрупкого, нежного существа», — отбила машинка Валентина Сергеевича.

— Литературщина?

— Ну да, конечно, — Валентин Сергеевич снисходительно пожал плечами, стряхнул пепел с сигареты, вяло потянулся. — Все так, — уговаривал он себя. — Но о ком пишем?.. О Лидии Павликовой, студентке консерватории, молодой и, как утверждают знающие люди, талантливой. А потом, она такая милая!.

Валентин Сергеевич, не глядя, сунул руку в ящик стола, на ощупь нашел среди прочих снимков нужный: уже знал его по оторванному уголку. «Да, такая милая девочка. Чуть настороженные глаза… Не помешает… некоторая вычурность, совсем не помешает. Ведь это не экскаваторщик Коля Коваленко. Хороший, кстати, парень. Ну, да ладно».

И Валентин Сергеевич собрался творить дальше. Но в это время то ли солнце, то ли ветер, то ли теплая пока осень, короче, что-то очень нужное живому человеку, толкнуло выходящую в сад стеклянную дверь кабинета. Прохладный, чуть неспокойный запах осенних листьев, горьковатый вкус рябины, почти материальное тепло солнечных лучей заполнили комнату, выволокли Валентина Сергеевича из-за стола, выманили в сад.