Юрий Красавин - После полуночи

Итак, я осознал в полной мере, что пир жизни для меня закончен. Едва мне пришло на ум это слово — пир — как дальнейшее течение событий приняло неожиданный поворот.

— Идите к нам! К нам! — закричали в несколько голосов от соснового бора на берегу Волги….

Я оглянулся: звали именно меня… не живые люди, а такие же, как я теперь.

Надо сказать, что этот бор есть главная достопримечательность нашего города. Таких корабельных сосен, небось, нет нигде, только здесь. Когда ко мне приезжают гости, я веду их сюда и «угощаю бором», как фирменным блюдом, словно он посажен мною и словно это я проложил тут множество тропинок, населил его птахами, постелил под соснами черничники, воздвиг муравейники. Каждый раз мне доставляет наслаждение слышать восторженные и восхищенные восклицания моих гостей. Тут можно выбрать широкий пень и усесться вокруг него, словно вокруг стола, и попировать, и поговорить задушевно.

В бору нашем есть стадион, всегда пустующий. Но теперь как раз отсюда и звали меня люди, чем-то очень воодушевленные. Оказывается, на футбольном поле расположилась шумная компания — человек этак пятьдесят или даже шестьдесят — и молодежь, и пожилые, но не земного, а « поднебесного » облика. Сидели они, вернее, полулежали вокруг большого стола или некоего возвышения, подобного столу, когда сдвигается их несколько, образуя один. Все это было покрыто тяжелой на вид и как бы травянистой скатертью и уставлено дивными яствами. Многие яства были совершенно незнакомы мне, я не знаю даже, как их назвать. Потому упомяну лишь те, что смог определить на вид.

Во-первых, на широких блюдах лежали два жареных поросенка в румяной корочке, а между ними огромная индейка и два гуся, фаршированные яблоками; во-вторых, я увидел икру черную и красную в серебряных ведерках; в третьих, на круглых и продолговатых тарелках лежали нарезанные тонкими ломтиками колбасы, буженина, отварное мясо крупными кусками вместе с костями, копченая рыба, сыры… На хрустальных широких блюдах — овощи и зелень.

Пирующие наливали из бутылки с широким дном и высоким горлышком черное, как деготь, густое вино в золотые / или золоченые? / кубки, а при этом необыкновенный аромат распространялся вокруг.

— Присаживайтесь! — приглашали они меня. — Будьте, как дома.

Я сел… там было несколько свободных мест. Справа от меня оказалась девочка лет двенадцати с остреньким личиком и очень приветливым выражением на лице. Впрочем, тут все были приветливы, все улыбались мне очень дружески. Возле девочки лежал здоровенный пес; глаза его смотрели на меня по-человечьи умно, внимательно.

— Это Мушкетер, он умер от любви, — объяснила девочка. — Его еще зовут Д'Артаньян.

Сидевшие поблизости засмеялись, а более дальние оглядывались на нас. Разговор за столом был общий, довольно шумный, беспорядочный, какой бывает в большой компании.

— От любви! — подтвердили сидевшие напротив меня. — Вот только сегодня умер, совсем недавно… Он очень породистый, благородных кровей… ньюфаундленд! А вот постигла его любовь, и умер.

— Ужасна смерть! — отвечал я. — Душа нетленна / Исторглась из-под ребер пса…

Д'Артаньян солидно гавкнул. Должно быть, не понравились мои стихи. Впрочем, не наоборот ли?

— Он полюбил совсем беспородную, дворняжку, — живо рассказывала девочка, — та жила в соседнем доме. А гулять Д'Артаньяна выводила Люда-беленькая, моя подруга. Как выведет она его на улицу, он ляжет напротив дворняжкиных дверей и никуда идти не хочет. Уведут его силой, он скучает, скулит. Так и умер от тоски. Люда теперь так горюет!..

— В земле ньюфаундленда кости! — продолжал я. — Но в скорби Люда неправа: / На небе, а не на погосте / Жива душа ньюфаундлендова!

У меня за спиной появился некто услужающий, спросил вкрадчиво:

— Что будем кушать?

— А давайте все, что есть, — распорядился я.

— Не поместится на столе, — отвечал услужающий. — Прикажете ярусами?

— Тогда, значит, так… Суп раковый с расстегаями и суп черепаховый, ботвинью с белорыбицей…

— Вы все это съедите? — поинтересовалась моя соседка.

— Попробовать надо! — отвечал я ей. — Когда еще представится такой случай?

— Это логично, — сказал кто-то с другого края стола.

— Помимо названного, — продолжал я, — еще селяночку со стерлядкой. Да чтоб живенькая была стерлядочка, нагулянная, понимаете?

Сидевшие за столом прислушивались к тому, что я говорю. Услужающий в белом одеянии послушно кивал: