Юрий Красавин - После полуночи

— Эй, друг! — окликнул он. — Ты чего здесь загораешь? Солнышка-то нет!

Не дождавшись ответа, оглянулся, опять окликнул:

— Эй ты, дурдом!..

Пнул меня легонько, потом присел рядом на корточки.

— Радикулит словишь, — сказал он заботливо и вороватым движением сунул руку в карман моего плаща. — Чего хоть принимал-то, а? Надрызгался…

И полез уже во внутренний карман пиджака, что-то переложил оттуда себе.

— Принимал-то, говорю, чего?

Что он мог вынуть? Ах, да, деньги… Ну, невелики…

— Э-э, — сказал он вдруг, вытер руку о мокрую траву и зашагал прочь, скрылся за деревьями сквера.

Увиденное притупило во мне любопытство ко всему окружающему. Я закрыл глаза и отдался, как говорится, на волю волн. Меня медленно возносило над деревьями, над домами, и я опять почувствовал себя среди тех странных сгущений воздуха или света, которые в прошлый раз не очень удачно сравнил с невесомыми медузами. Но теперь, отдавшись во власть окружающей стихии, я каким-то образом мог созерцать их жизнь. То была именно жизнь, только призрачная, странная, зыбкая. Все менялось у меня на глазах, и было мимолетно, как в мире привидений. Я видел: вот мальчик ощутил вдруг собственную невесомость и полетел, раскинув руки.

— О-о-о! — кричал он в восторге. — А-а-а!

под ним проплыло дерево, пруд, а с пруда лодка поднялась к нему и тоже полетела, а он уже в ней и махал вёслами, как крыльями, пока не исчез…

вот молодой невзрачного вида мужичок в объятиях призрачных женщин, ласкающих его, — на лице мужичка выражение, которого мне лучше бы не видеть… и он пропал…

вот старик на дороге притопывает, притопывает правой ногой; но из придорожной канавы кидается на него полусобака-полусвинья и впивается зубами ему в коленку; старик падает и стонет, стонет, растворяясь в дымке…

вот встретились двое: пожилая женщина и старуха. «Мама, — сказала пожилая. — Это ты?». А та ей в ответ: «Не видела ли ты… я где-то потеряла». — «Что потеряла?» Старуха, не отвечая, искала что-то. «Да погоди, мам! Давай поговорим…» — «Нет, потеряла, потеряла…» — бормотала старуха и отплывала прочь…

вот девушка идет по тропинке, а ей навстречу на велосипеде голый парень, на раме у него другая девушка, тоже голая. «Как вам не стыдно!» — возмущается одетая. «А тут так полагается, — весело отвечают ей. — Иначе не пускают» — «Куда?» — «Да в институт!»…

вот лохматая собака лает на младенца, и плачет младенец, плачет…

вот женщина спускается по обрыву вниз, а с обеих сторон от нее водопад; женщине страшно, она охает и от страха, и от восторга, а потоки воды обращаются в лед, радуги играют в них; камни под ногами женщины становятся скользкими, в них вспыхивают огни, как в электрических лампочках…

Подобные картины, одна другой нелепее, проплывали передо мною или сам я проплывал мимо них. Я тут был вроде свидетеля или даже соглядатая, а потому чувствовал неловкость.

Мое внимание опять было привлечено тем мягким светом, который я назвал взволнованным, что сиял высоко надо мною. Там что-то двигалось, перемещалось… Мне хотелось подняться, приблизиться к нему, но я понимал, что мне туда рано, что мое появление там преждевременно. Я понимал и то, что к этому горнему свету нельзя являться без зова, да и не явишься, потому как сил на то нет. Надо смиренно ждать здесь, возле земли, не выше уровня полета ласточек и черных воронов. Осознав, что я несвободен и не могу ни вернуться к прежней своей жизни, ни подняться к жизни будущей, к горним высям, где, надо полагать, определено будет мне дальнейшее бытие, если, конечно, это можно назвать бытием, я испытал приступ невообразимой грусти. Опять во мне образовалась великая пустота, в которой могло звучать лишь эхо живой жизни. Одно только эхо.

Я мысленно проследил последние события своего земного поприща, то есть те, что совершались в нынешний ненастный вечер, и поразился их бессмысленности.

Вот хоть бы тот неосторожный, легкомысленный шаг на проезжую часть улицы, после которого я из живого стал мертвым… Зачем я шагнул!? С какой целью пошел тут, а не иной дорогой? Что меня повлекло? Почему я вообще вышел из дому в этот вечер — в том не было особой нужды! Для чего я затеял все это?

Просто поразительно, от каких пустяков зависит твоя жизнь, твоя судьба, даже пресечение того и другого, именуемое смертью. Земная жизнь самоценна / говорится: человек — это космос! /, и каждый из нас будто бы создан по образу и подобию Божьему… Но если так, то почему, скажите мне, почему столь зависимы жизни и судьбы наши от сущих пустяков? Таких, как шаг с тротуара на проезжую часть улицы. Поскользнулся ли, пошатнулся ли человек — царь природы! венец всего живущего! и попал под колесо. И все! Конец.