Валерия Перуанская - Кикимора

«Может, сын приедет, все расставит по местам? – без большой веры подумала Анна Константиновна. – Все-таки мужчины спокойней, рассудительней. Женщины накричат, нашумят, а с мужчиной можно вести диалог, они хоть слушать других умеют».

Ну ладно, допустим, он уговорит сестру не трогать отца, позволить ему жить как хочется. А дальше что? Куда им деваться? Деваться им все равно некуда.

Под ногой у Анны Константиновны белела ромашка, она сорвала ее и, как в далекие свои годы, когда в ней еще жили надежды, стала обрывать лепестки: да – нет, да – нет, да – нет... Она не знала, что «да» и что «нет», но если получится «да», то все обойдется, а если «нет»... Последний лепесток выпал на «нет», и Анна Константиновна отбросила раздетый стебель в траву. И верно, что нет, на что тут надеяться, на что рассчитывать?

И вдруг мысль блеснула: комната Наташи и Димы!.. Ключи от нее они оставили Анне Константиновне. Можно им написать, попросить, они, наверно, согласятся.

За все время от них пришла одна открыточка: доехали хорошо, очень им там все интересно, а подробно обещали написать потом. Пишут еще. Да ведь не короткий путь письму с Сахалина в Москву. Зато адрес у нее уже есть.

Соседка в той квартире тихая старушка, к тому же большей частью живет у сестры. И комната почти двадцать метров, как у Жариковых... Анна Константиновна от своей замечательной идеи до того разволновалась, что вскочила тут же бежать за Антоном Николаевичем: не надо нервничать, друг друга расстраивать, все можно превосходным образом устроить. Пусть придется немножко подождать, так ведь не на поезд торопятся? В крайнем случае.телеграмму пошлем...

Сначала она шла быстрым шагом, потом в чем-то засомневалась, замедлила порывистое движение к дому, однако ноги дальше довели сами.

Деревья под ветром качались и шумели разросшимися от дождей листьями, кроме них, Анна Константиновна ничего не слышала, даже когда оказалась вплотную к веранде. Стояла в нерешительности. Вызвать Антона Николаевича сюда или самой подняться и при Тане прямо сказать? Что именно и как сказать? Нет, надо заранее подготовить слова, а то как бы не получилось еще хуже.

И тут Таня стремительно выскочила на веранду. Заметалась там, как в клетке: то ли из вещей что-то искала, то ли себе не могла места найти. Когда пробегала мимо дверного проема, Анна Константиновна сквозь куст сирени хорошо ее видела: гневно поджатые губы, сосредоточенные на одной какой-то мысли глаза, болтающийся по спине «конский хвост».

«И долго она так будет? – пожалела ее Анна Константиновна. – Неизвестно из-за чего с ума сходит».

Таня зачем-то подошла к двери, остановилась спиной, словно выдохлась бегать. Нервно хлопнула себя по шее (комара убила) и крикнула в глубь комнат, отцу:

– Это же просто старческий маразм, извини меня!.. Восьмой десяток, люди же смеются!.. И еще такую... такую... кикимору где-то выкопал, что, у тебя глаз нет?..

Анна Константиновна попятилась от веранды. Не заметила бы ее Таня!.. Не того опасалась, что при виде Анны Константиновны еще обидней и злее слова скажет, чего выдержать будет уже невозможно, а того, что стыдно ей станет, а в этом для Анны Константиновны тоже мало приятного – человека смутить.

Однако Таня отошла внутрь и замолчала. Вероятно, отец, что-то отвечал, а она решила набраться терпения, послушать и его.

А что тут ответишь? – посочувствовала ему Анна Константиновна. Сказать, что не смеются вовсе люди? А они, наверно, и правда смеются. Наверно, и правда смешно: два увлеченных друг другом, занятых друг другом старика... Справедливо или нет, а со стороны, кроме смешного, вряд ли что еще можно увидеть. И насчет «кикиморы» не возразишь. Если сама Анна Константиновна не устает удивляться его выбору?.. Правильно Таня считает, что мог бы выбрать получше, выбор-то у него почти неограниченный. Даже в возрасте Анны Константиновны (а куда ему моложе?) женщины бывают вполне привлекательные. Конечно, ему больше подошла бы какая-нибудь такая, тогда и Татьяна, возможно, меньше шумела...

Того не соображает, что этакая пятидесятилетняя модница в первую очередь ее и прижала бы, доказала бы всем свое право, и никаким криком никто бы с ней не сладил.

А на тихого человека чего не поорать?

Нет, ехать надо, как бы Антон Николаевич ни просил. Раз он не находит, что дочке на ее оскорбления и неуважение ответить. Надо же: старческий маразм!.. Как язык повернулся? Отхлестать бы ее по щекам, ожесточаясь от обиды, мечтала Анна Константиновна. Чтобы знала. Да где там. Нынче пятилетнего ребенка родителям не тронь, «непедагогично»... Оттого болванами и вырастают. Чего ж тут-то говорить?.. Терпи.