Валерия Перуанская - Зимние каникулы

Если бы она еще исправно ходила на лекции!.. Если бы на лекциях слушала, записывала!.. Конспекты ее имели поистине жалкий и непотребный вид: сплошные пробелы, ошибки в схемах, невнятица. В институт поступила, выдержав конкурс четыре человека на место, и репетиторов ей не нанимали, отец поднатаскал по математике и физике, и первые сессии сдала, пусть и на тройки, а один «хвост» по химии не в счет... Вот и самоуспокоилась, что называется. Весь семестр била баклуши. Все на лекциях ей было интересней наук: чьи-то новые сапожки, водолазка, фильм в соседнем кинотеатре, кто из мальчишек к ней подсядет, кто как на нее посмотрит... Так неудачно совпадает пора ученья, когда требуется ему себя отдавать, с ожиданиями и волнениями об устройстве своей женской жизни! Когда душа требует не интегралов и дифференциалов, а песен и полетов в неограниченном пространстве светлых мечтаний...

И все-таки электротехнику она бы сдала, трояк бы точно был, если бы не попала отвечать аспиранту. Эти аспиранты хуже любого, самого злющего профессора. Как же. Оправдывают доверие. Стараются. Вот уж для них-то точно ничего нет в жизни важней, чем вытянуть из студента душу. Как он, студент, жить будет, если не усвоит весь курс до последней буквы?!

Так думала Майя, когда, выйдя из аудитории с не заполненной за третий семестр зачетной книжкой, побежала сломя голову по коридору, чтобы укрыться от сочувствующих и презирающих глаз. Некоторые безусловно сочувствовали, не так уж она плохо отвечала, а иные – гении местного масштаба и успевающие по всем дисциплинам девчонки – презирали: фифа, тупица, интересно, зачем ей понадобилась электроника! И дальше в таком духе. Не надо было подслушивать, чтобы знать, о чем говорят у нее за спиной.

Она выскочила на простылую черную лестницу и дала волю слезам.

Там некоторое время спустя ее нашла Женька Панфилова. А скоро подвалили другие ребята: Коля Зеленский, Миша Лазутин, Наташа Курочкина, отличница, и Борька Кипарисов, двоечник, не хуже самой Майи, с той разницей, что предела не преступил, ограничился двумя «хвостами», и потому был полон бодрости и веры в будущее. Всем скопом, каждый как умел, они принялись переливать в Майю свой оптимизм, надежды и веры в лучшие качества души декана Дмитрия Дмитриевича (в просторечии – Митяя), в Майину счастливую звезду и вообще в то, что мир (их молодой мир) устроен исключительно им на радость и все должно кончиться хорошо.

Она слушала, сотрясаясь от рыданий. Борька Кипарисов сунул ей в рот сигарету, она втянула горький дым, поперхнулась, закашлялась, но слезы унялись. Кто-то принес стакан с водой. Борька объявил, что просто ерунда какая-то – пить воду, сейчас он сбегает за вином, от вина Майе сразу станет веселей и она поймет, что нет смысла расстраиваться раньше времени. Наташка Курочкина на него накинулась: «Больше ничего не мог придумать? Поумнее? Если нас здесь с вином застукают, знаешь что будет?» Борька рассвирепел, у него вообще был вспыльчивый характер: «А ничего не будет! Проваливай-ка отсюда, – отнюдь не по-джентльменски предложил он, и Майя с испугом отвлеклась от своего несчастья. – Где тебе понять чужое горе?» Теперь уже расплакалась оскорбленная Наташа. Резко повернулась и ушла, хлопнув дверью. У них с Борькой была давно замеченная всеми несовместимость, ни в разведку, ни в космос их вместе посылать никак было бы нельзя, и объединить их на короткое время могла лишь случайность, вроде вот хорошего отношения к Майе. «Не тревожьтесь, девочки-мальчики, – сказал

Борька, игнорируя Наташин уход и попреки в грубости, так же как и уговоры обойтись без вина, – никто нас здесь не застукает», – и убежал. А они, хотя все были против его затеи, почему-то не расходились, дождались, пока он вернулся. «Сухое, почти безалкогольное, – успокоил он их, водружая бутылку на подоконник. – Выпьем чисто символически. За то, чтобы наша Майечка все пересдала. Без нее в группе почти не останется красивых девочек... О присутствующих не говорят», – бросил он в сторону Женьки Панфиловой, которая, впрочем, на свой счет в этом смысле не обольщалась, ее устраивало и то, что котировалась в группе самой из девушек умной. «Чтобы ей разрешили пересдать», – внесла поправку Женя. Они по очереди, из одного стакана, пили невыносимо кислое вино, получилось на компанию и правда почти символически, но у Майи все равно приятно закружилась голова, в груди потеплело, и она тоже поверила в свою счастливую звезду.

Обсудили, когда лучше идти к Митяю, как одеться и причесаться. «Скромненько, скромненько!» – сказала Женя и изобразила пай-девочку. Говорить, понятно, надо было про болезни, которые разом поразили всех Майиных близких, и именно в пору сессии. От всех близких Майя суеверно отказалась, остановилась на разыгравшейся якобы бабушкиной язве и на племяннике Сашеньке, который месяц назад лежал в больнице, но для Митяя должен был и сейчас там лежать. Майину маму спровадили в дальнюю командировку – все на Майиных плечах!.. Ну и разные чувствительные детали в резерв. Майя и сама почти во все поверила. Митяй не сможет не войти в положение!.. Всем было, впрочем, известно, что Митяй человек суровый и на женские чары рассчитывать не приходится: на девчонок-студенток как на лиц противоположного пола не глядит. У них даже игра была такая – заставить Митяя дрогнуть, но ни одна еще не выиграла. Но тогда думать об этом не хотелось, хотелось думать о Митяе одно хорошее.