Валерия Перуанская - Зимние каникулы

Майя, когда была маленькая, не упускала возможности вместе со всеми участвовать в суете вокруг праздничного стола. Мешалась под ногами, зато старания – за троих. Не так уж часты у них в доме праздничные застолья, а с каждым годом реже. Стареет, сдает позиции неутомимая недавно бабушка (ото всех можно услышать: устал, устала, только не от нее), живет своей жизнью Вика, отец с матерью созывают гостей по инерции и боясь растерять дружеские связи. Особенно боится мать. «С этими телефонами, телевизорами, транспортной усталостью, – говорит она, – превратимся в отшельников и обрастем шерстью». Похоже, проблема века. Родители пытаются ей противостоять. Три-четыре раза в году ходят в гости, столько же раз собирают их у себя. Мать начинает мучиться загодя – как бы хватило еды, не ушли бы гости голодными. Гости уходят, еле волоча животы.

Стол накрывается в родительской комнате. Она их спальня, она же столовая и гостиная. Две другие комнаты – Майина и бабушкина – маленькие, девять и одиннадцать метров. Когда Вика сбежала от Анатолия, Майе пришлось переселиться обратно к бабушке, на раскладушку, а Вика обосновалась с Сашенькой в своей бывшей, девичьей. Майе это не очень нравилось – спать на раскладушке под бабушкин храп, не иметь возможности к себе кого-нибудь позвать, да и одной побыть почти не удавалось, но она терпела. Входила в положение сестры, а главное – жалела племянника, который то и дело у всех подряд спрашивал: «А когда придет папа?» – «Он уехал в командировку», – придумает кто-нибудь за всех. Сашенька уйдет в свой уголок, за игрой на время забудется и опять бежит: «А когда он вернется из командировки?..»

Погода нынче выдалась, как нарочно – для Майи, – тоже праздничная. После хмурых ветреных дней засияло солнце. Побурели и потекли сугробы – всюду веселая ростепельная грязь, коричневые лужи в ширину мостовых, брызги из-под колес, – безвинные прохожие запоздало шарахаются, бегло оценивают размеры понесенных убытков, спешат дальше в давящих на плечи зимних пальто.

Улыбчивое сверканье солнца многократно умножается сверканьем оконных и ветровых стекол, обещая тепло, летние отпуска и сопряженные с ними радости.

Мать ради такого случая, как благополучное возвращение дочки из больницы, взяла на работе день за свой счет. У Вики в пятницу занятия всего лишь в двух группах, смогла к двенадцати освободиться. Сашеньку не водили в детский сад, он ночевал на Мантулинской, вместе с прабабкой. Отец утром уехал в главк, обещал – и обещание сдержал – изловчиться так, чтобы не возвращаться на свой стройобъект, а к трем быть дома.

...Стол праздничный, погода ему под стать, семья (кроме Юрия) в сборе, но большого веселья нет. Никакого, если уж совсем по правде, нет веселья.

Все могло быть иначе, если бы мать, перед тем как ехать в больницу с приготовленным для Анны Давыдовны букетом красных гвоздик, не полезла в бельевой ящик серванта за чистым кухонным полотенцем и каким-то непостижимым образом не нащупала под толщей скатертей, салфеток и полотенец, на самом дне ящика, загадочный пакет. Ввиду того, что пакет был вскрыт, не было причин не поинтересоваться его содержимым. И увидеть выписку из приказа об отчислении из института студентки второго курса... факультета... потока... группы... Майи Алексеевны Пушкаревой за академическую неуспеваемость.

Поделиться потрясшим ее открытием со свекровью, которая одна, не считая Сашеньки, была в этот момент дома, у нее недостало духа. А зря. Бабушка наверняка, если бы и не успокоила (это задача сверх человеческих сил), сумела бы придать событию меньше драматизма. «И чего ты с ума сходишь? – сказала бы бабушка. – В другой институт поступит. Ей небось только девятнадцать. Вся жизнь впереди. Раз ей там не нравится, зачем через силу учиться? Будет здоровье – остальное наживем». Все это бабушка вообще-то сказала, но уже позже, когда семья сидела за нарядным обильным столом и вяло жевала салаты, пироги и знаменитое бабушкино фирменное жаркое. Лишь несмышленый Сашенька не потерял вкуса к еде, и Вике то и дело приходилось наполнять мгновенно опустошаемые им тарелки. Сашенька был из тех редких детей, которые, не отличаясь обжорством, едят без капризов все, что дадут.

Из-за того, что бабушка, не введенная в курс дела, ничего этого не могла своевременно сказать, мать приехала в больницу раскаленная докрасна. Негодованием, скорбью, отчаяньем, разочарованием. Дочка оказалась вруньей, обманщицей, лентяйкой... Никогда она от нее этого не ожидала... вот она, благодарность... все для нее делали... Отец весь отпуск посвятил, готовил ее в институт... за хлебом сходить никогда не допросишься... Как матери удалось донести весь этот поток слов до больницы!.. Донесла. И, едва переступив порог палаты, где Майя с нетерпением ее, родную мать, ждала, вылила ей на голову кипящую лаву. Никого не видя, никого не стесняясь. В праведном гневе.