– Коля Зеленский тебе звонил, – вспомнила мать. – Выпытывал, где ты да что с тобой.
– Надеюсь, не сказала?
– Сказала, Майечка, – повинилась мать. – Чуть не каждый день звонит. Мне его жалко стало.
– Меня тебе не жалко.
– Ну а что такого? Позор, что ли?
– И сообщила, в какой я больнице?
– Зачем? Ты же просила. Сказала только, что не поспеешь к началу семестра, чтобы старосту предупредил.
Майя мрачно молчала. Ждут ее к началу семестра не дождутся.
– Да ты не сердись.
– Я не сержусь. Я домой хочу. – Ей и в самом деле стало невмоготу, так захотелось поскорей отсюда выбраться, что бы там дальше ни ждало. Какой-никакой, а пусть уж будет конец. Наверно, и на виселицу так приговоренный торопится, чтобы не мучиться ожиданием. Сравнение Майя придумала, чтобы еще хуже ей стало.
– Недолго тебе терпеть, – утешила Варвара Фоминична. – Раз вставать позволили. Это мне неизвестно сколько здесь быть.
– Почему – неизвестно? – Мать всем хотела добра, всегда она стремилась всех немедленно успокоить, вселить надежду. – Раз выяснили, что у вас...
– Кто их знает, что они выяснили. Опять на рентген водили. Темное дело эта медицина. – Варвара Фоминична последние дни, с тех пор как ее начали заново, можно сказать, лечить, хоть и старалась не унывать, но всерьез забеспокоилась, и особенно это можно было заметить по тому, что перестала говорить о своей фабрике. Зато больше о сыне.
Завела как-то речь, что хотела бы дожить до его свадьбы, до внуков, подольше задержаться ради них на этом свете. «Чтобы хоть одним глазком взглянуть». И, то ли гордясь, то ли кручинясь, объяснила: «Сын у нас непоседа, романтик, что называется. Мы с мужем всю жизнь на одном месте, ну не считая, когда муж был на фронте, а я в эвакуации. Мы и в отпуск всегда в Подмосковье, один только раз ездили в Анапу, и то ради сынишки, он маленький часто простужался, врачи посоветовали на море. Я думаю, что он тогда, шестилетним, море увидел, – и на всю жизнь оно его околдовало. Ничего не хотел слушать, только в мореходное. Десятый год плавает, а о том, чтобы завести семью, вроде и не помышляет». – «Ну и радуйтесь, – сказала Серафима Ивановна, – что он вам такую, как моя Татьяна, не привел. А сам – в плаванье». – «Не все же невестки такие, – возразила Варвара Фоминична. – Вам просто не повезло». – «Может, и не повезло», – согласилась Серафима Ивановна. Варвара Фоминична вздохнула: «Не поймешь нынешнюю молодежь, все у них не как у людей. Раньше как? Вырос, встал хоть немного на ноги – обзаводись семьей, детьми, это же всякому нормальному человеку природа подсказывает. Они против природы идут. Девчонки замуж выходят больше ради того, чтобы не застрять в старых девках, в фате еще покрасоваться хотят. А ребята – прямо-таки от нечего делать!» – «Что ж, по-вашему, и любви не стало?» – обиделась за свое поколение Майя. «Я этого не говорю. Но ведь настоящая любовь на каждом шагу не встречается. Так, чтобы друг для друга жить, другого больше, чем себя, любить. – Она подумала, как бы получше о том же сказать: – Во все времена она была редкостью, но раньше люди имели больше ответственности, что ли? Старались приноровиться, раз судьба свела. А теперь? Поженятся, поживут полгода, год – батюшки, уже развелись! Почему? «Характерами не сошлись». А ей, оказывается, неохота с кастрюлями возиться, дома-то не приучена была, а ему тоже, видишь ли, петля на шее ни к чему, он и о себе заботиться не привык, зачем ему еще о ком-то?» – «А все-таки быт очень даже может убить чувства», – упрямо сказала Майя. «Может. Когда чувства не истинные, об любой камушек споткнутся».
Тоже специалист по любви нашелся. С мебельной фабрики номер такой-то. Любопытно бы знать, у них с Василь Васильевичем (метр с кепочкой, пиджачок куцый, брюки на коленях пузырями) какие чувства? Не тая в глазах насмешки, Майя посмотрела на Варвару Фоминичну. Та добродушно огрызнулась: «Смеешься? Думаешь, если старая, так не понимаю? А ведь и я не так-то уж давно молодая была», – в глазах ее словно веселые звездочки проскочили. Впрочем, сразу же исчезли. «Да что вы, Варвара Фоминична!» – несерьезно запротестовала Майя. «Знаю я вас».
Отвлеченный разговор увел все же Варвару Фоминичну от тяжелых мыслей, а вечером в тот день Василь Васильевич вручил ей письмо от сына, из Одессы: скоро приедет домой, в отпуск. Все тревоги у нее моментально прошли, опять стала бодро смотреть в будущее, опять умирать не собирается. Огорчение теперь другое: сын приедет, а дома не убрано, сколько времени полы не мыты, какой порядок без хозяйки... А так хочется встретить сына получше. «Пирогов напечь, – размечталась она. – Борщ сварить настоящий, накрутить домашних котлет. Я котлеты делаю, – похвасталась она, – пальчики оближешь. Сколько ни нажарю, мои мужики готовы сразу их съесть».
Читать дальше