Юрий Мажарцев - Дембельский альбом

Идет государственный выпускной экзамен в медицинском институте. Преподаватель, отчаявшись получить от студента-двоечника хоть какой-нибудь ответ, подводит его к двум скелетам и уже со слезой в голосе спрашивает:

- Чьи это скелеты?

Студент тупо на них смотрит и молчит.

- Ну, посмотрите, у одного - мелкие кости и широкий таз, а у другого - массивные кости, а таз узкий, - преподаватель уже явно намекает на различия мужского и женского скелета. - Ну ведь чему-то вас шесть лет учили, - уже с отчаянием говорит экзаменатор.

При этих словах будущий врач оживляется и восклицает:

- Дак так бы и сказали сразу, что это Карл Маркс и Фридрих Энгельс!

Партия коммунистов за время своего пребывания у власти главным идеологическим врагом всегда считала хилую прослойку интеллигенции и старательно ее уничтожала физически и идеологически. Поэтому замполитов подбирали по принципам классовой ненависти сельского и городского пролетария к гнилому интеллигенту. У нашей экспедиции была еще дополнительная особенность, состоявшая в том, что все офицеры были из семей потомственных гидрографов, из ученых семей. В связи с этим замполитов к нам в экипажи партия назначала не только из пролетариата, но еще обязательно из бывших мичманов, сохранивших в своей среде кристально чистую, незамутненную матросско-пролетарскую ненависть к офицерству. Замполит на судне всегда находился в изоляции от остальной офицерской среды, остро это ощущал и старался ответить максимальным количеством гадостей. Отторжение замполита вряд ли было связано с какими-то особенностями политической идеологии офицерской среды, поскольку нам вообще до лампочки были все идеи развитого социализма, которыми нас пытались пичкать. Думаю, главная причина была в том, что средний уровень образованности офицеров экспедиции был во много раз выше образованности произведенного в офицеры мичмана, закончившего заочно высшую школу культуры профсоюзов. Говорить с таким собеседником после принятого внутрь стакана было просто не о чем.

Один наш замполит так и не смог выучить слово велосипед и произносил лисапед, за что и имел такую же кличку. Он обожал гостям нашего научного лайнера показывать вертолетный ангар и говорить, причем совершенно серьезно, следующую фразу, которая, похоже, казалась ему вершиной ораторского искусства:

- А здесь у нас ветролетный амбар, он такой большой, что в ём можно ездить на лисапеде!

Часто за гостями увязывались даже вахтенные офицеры ради того, чтобы услышать эту единственную сакраментальную фразу и испытать эстетическое наслаждение. Другим перлом Лисапеда было объявление по судовой трансляции:

- Кто хочет глядеть кино, гляди на доску объявлений возле дежурного!

Или из беседы с доктором:

- И не надо мне тут клятву вашего Демократа приплетать! Плевал я на него! Чтоб мне обо всех больных докладывали! - Очевидно, замполит имел в виду клятву Гиппократа.

Но самую яркую и проникновенную речь политработника я слышал во время стажировки на Камчатской флотилии подводных лодок. Экипажи лодок были построены на пирсе по поводу какого-то воспитательного мероприятия. Сначала перед ними держал речь командующий флотилии, который указал на имеющиеся недостатки и выразил надежду на их исправление. Это была нормальная речь большого военачальника, не желающего унижать офицеров в присутствии матросов. Но тут перед строем буквально вылетел начальник политотдела флотилии и взорвался фонтаном бессвязных слов. Эту речь я запомнил навсегда. Она звала, клеймила и выжигала и очень напоминала примеры из учебника психиатрии в разделе, посвященном резонерскому бреду при различных формах шизофрении:

- Покуда на Западе беснуются разные там Кукрыниксы (наверное, он имел в виду не группу советских художников, а Ку-Клус-Клан), на лодках, на хрен, все оборвато и ничего не объяснено. А в это время командиры с замами (замполитами) ходят по пирсу под мышку (очевидно, под ручку), а матросы тем временем пьянствуют водку!

Другой наш замполит во время проведения политзанятий с офицерами, был искренне потрясен, узнав, что декабристы и участники декабрьского восстания 1905 года в Москве- это совершенно разные люди. Я подозреваю, что в душе он нам так до конца не поверил, и по сей день по-прежнему считает, что именно этому пролетарскому событию Пушкин посвящал свои стихотворения.

Хотя в семье не без урода. Я встречал в своей флотской жизни двух замполитов, которые выпадали из их общего числа и лишь подтверждали правило, будучи исключениями, поскольку отторгались и средой политработников. Один, Владимир Александрович Патраков, был уважаем нами за то, что это был сильный, умный, образованный, а главное, что являлось, в принципе, невозможным для замполита, порядочный человек. Я знаю от общих знакомых, что он и сейчас добился многого в жизни и пользуется уважением тех, кто с ним работает. Другого просто любили. Он закончил не школу профсоюзов, а исторический факультет ЛГУ, был горький пьяница и талантливый художник. Пил он, по-моему, из-за постоянных разногласий со своим политическим начальством, так как органически не мог доносить и вообще делать гадости людям, с которыми вместе ходил в океан, в отличие от других политических коллег.