Юрий Красавин - Валенки

— Веселые дела.

Федя выхлебал щи, облизал ложку, встал:

— Спасибо… Сейчас доколю.

— Да чего там! — остановил его хозяин. — Тут дров на неделю, не меньше. Коли будет желание, завтра приходи или послезавтра… А только так думаю, что парень ты дальний, не придешь.

Федя явился через день, и в этот раз дрова кололи вдвоем: Егор, хромая, подкатывал себе самые корявые чурбаны, а Феде доставались поровнее, потоньше. Девчонка была с ними: складывала возле двора поленницу. При ней Федя старался вдвое.

К обеду они работу не закончили, то есть осталось еще несколько кряжистых чурбанов, но хозяин сказал, что справится с ними сам. Работничка опять накормили и на этот раз дали в руки краюху хлеба — с собой. На околице его догнала девчонка: «Эй, погоди!» Подбежала, запыхавшись, сунула в руки теплый сверток — это оказались две доли ватрухи, положенные одна на другую — и что было силы пустилась назад.

Он уже знал: девчонку зовут Тамарой, фамилия — Казаринова. А деревня — Лари. Больше в ту зиму Федя в Ларях не появлялся. Ну и по миру тоже не ходил.

В горнице висел на стене узел с шерстью — это то, что настриг Федя с двух овец, тех самых, что увез Завьялов вместе с курицами. Но узел с шерстью, он, видно, не углядел в полутьме горницы, под потолком. Там килограмма два, даже чуть побольше — хватит на две пары валенок. Да ведь вся эта шерсть — лицовка , такая идет на внешний слой, то есть «на лицо». А кто ж из одной лицовки валяет? Нужна вторина , то есть та, что похуже, подешевле и помягче — ее вовнутрь. Вот только где этой вторины взять? Говорят, бывает, торгуют с рук в Калязине… Но ведь валяльный сезон кончается — весна скоро! — вряд ли привезут теперь на базар шерсть.

Федя еще раз пересчитал деньги. Они хранились в соломенном постельнике, на котором он спал, — тугим свертком, узлы развяжешь только зубами. На эти деньги, он знал, можно купить пиджак, но не хватит на костюм, или ватную фуфайку, но не хватит на зимнее пальто. Можно купить килограммов пять хорошей шерсти, настриженной с овец, а вот вторины… сколько она стоит, он не знал.

Хорошо примеряться к деньгам, но страшно тратить их: что потом? Остаться совсем без денег — последнее дело.

Взвесив на руке узел, Федя обдумывал так и этак: самому не свалять; кого-то чужого просить — кто ж будет задаром-то! Конечно, если отдать всю шерсть, например, Гаране — половина ее пойдет на валенки, а вторую он возьмет в уплату. Но этак-то больно просто! Нельзя ли как-нибудь иначе?.. Вот если б ухитриться да свалять собственноручно — одну пару себе, другую можно продать. Таким образом узел с шерстью, в общем-то, бесполезный, во-первых, превратится в валенки, а во-вторых, денег прибавится! Тогда можно решиться на покупку керосина или калош.

Но денежки нужны не только на керосин да калоши: пустым стоял ларь, в котором некогда, в лучшие-то годы было насыпано сорное зерно или горох, или льняная головица — для кур. Мешок еще хранил в себе мучную пыль, но был уже старательно вытрясен и теперь сложенный лежал на лавке. Купить бы хоть пуд жита, мешок картошки, меру хотя бы сорного зерна!

Да ведь штаны нужны новые! Сколько же можно форсить в заплатанных! Костяха Крайний на масленице вырядился в темно-синие, суконные — купил в Калязине. Как сделал их с напуском на новые валенки, сразу выровнялся во взрослого парня — того и гляди милаху заведет.

Шагая на конюшню или проезжая на Серухе, Федя все чаще поглядывал в сторону гараниной избы. В огороде Степана пролегла по снегу тропочка в вишенник, откуда по ночам наносило дымком: нет, не самогонку гнал хозяин в землянке, называемой «стирухой», он валял… Именно по ночам, тайно, как вор.

Его предупреждала Дарья Гурова: «Имей в виду: застукает милиция — я тебя покрывать не стану! Им известно про тебя все. Они тебя иначе, как спекулянтом и не называют». «Мой грех — мой и ответ», — говорил он председательнице. Ему грозил подвыпивший милиционер: «Ты мне стакана самогонки пожалел — я для тебя тюрьмы не пожалею!» — «Риск — благородное дело, Гараня ему в ответ. — Поймаешь — твоя взяла. Не поймешь — мое счастье».

А чего не поймать-то? Невелика хитрость: приходи в любую ночь в Гаранину стируху — тут он. Бери прямо на месте преступления. А только что из Калязина в Пятины не ближний путь, и не в одной только этой деревне валенки валяют, а и в Пятинах-то не один Степан вальщик. Вся округа знает это ремесло испокон веку, и всех в тюрьму не пересажаешь, разве что кое-кого для острастки.