Виктория Лебедева - В ролях (сборник)

Володя принял узкий белый конверт, вопросительно поднял брови.

— Ты извини, братан! — стал объяснять Антон. — Как увидел ее, думаю: сейчас или никогда. У нее пробег — год всего. Еще с гарантии не сняли. И просили дешево… Там, в конверте, аванс и штраф. Все пучком, все по договору, как положено. Я, знаешь, подумал — один раз живем. Я неженатый, на черта мне эти переезды? А тут — вещь! Ну, ты понимаешь…

Вот и вся история.

Пересказывая ее Сергею по телефону, Володя по обыкновению умолчал про штраф при возврате аванса — клиенты попались явно лопоухие, а деньги и самому были нужны до зарезу, рынок-то стоял до сих пор, новых договоров — днем с огнем. Но зато велел не расстраиваться, потому что он уже созвонился «с этими, которые наследство делили, помните?» и деньги им перекинул. Так что сделка будет, сто процентов. Только другая. И — «вы же месяцок еще подождете, раз такая ерунда». Как будто у них был выбор.

— Это я виновата… — прошептала Катя. — Не надо было чемодан так рано собирать… Сглазила…

— Ты уже совсем! — Сергей выразительно покрутил пальцем у виска. — Никто здесь не виноват! У одних щи пустые, у других жемчуг мелкий — это, Кать, старая история, не мне тебе объяснять. Ну и подождем. Подумаешь! Поменяем билеты…

— Да черт с ними, с билетами! — крикнула Катя. — Ты не понимаешь!

И он действительно не понимал, потому что Катя не рассказала ему про Дарькину аллергию, а сейчас было уже поздно (во всяком случае, ей так казалось), и теперь ребенку сидеть в городе еще месяц, гробиться, дышать шерстью и выхлопами. А если астма?!

Словно услышав ее мысли, Сергей сказал:

— Дарьку маме с папой отправим пока. Нечего ей в городе делать. Опять вон сопли по колено! А мы уж как-нибудь потерпим, не маленькие.

— И что ты намерен делать? — спросила Катя. Она вообще-то собиралась спросить, что Сергей собирается делать, если опять все сорвется, но не успела.

— Как что? Балкончик! — усмехнулся Сергей. — В пятницу мои оболтусы экзамен досдадут, и вперед! Сделаем домовладелице приятное. Хороший человек, дай ей Бог здоровья, очень она нас выручила все-таки, несмотря на паразита этого, — и он кивнул на хозяина, который лениво точил остатки когтей у когтедралки.

Ночью лежали спиной друг к другу и боялись пошевелиться — делали вид, что спят. Это было проявление не холодности, но заботы — ни та, ни другой не хотели лишний раз обеспокоить близкого человека и очередную заминку переживали молча. Днем Сергей хорохорился перед женой и старался выглядеть бодрым, на самом же деле его это доканывало, изводила такая зависимость от посторонних людей. Ничего не случилось страшного — мальчик, который мог себе это позволить, повелся на большую красивую игрушку. Будь он, Сергей, на его месте, он, возможно, поступил бы точно так же — не по черствости душевной, не по гадству характера, а потому, что чужая жизнь его не волновала. Это было не хорошо и не плохо, это было всего лишь нормально. Он, Сергей, хотел быть свободным, только и всего. Но понимал — свободы не существует. Что такое вообще свобода? Чтобы быть свободным, надо было быть одному. Совсем. Да и тогда свобода представлялась условной. Можно избавиться от любых родственных связей и вообще от людей — хотя бы теоретически, — но физиологических потребностей никто не отменял. О какой свободе тогда может идти речь? Взять хотя бы Валентина. Вот, казалось бы, образцово свободный человек. Ни семьи, ни детей. Что хочет, то и делает. По мере потребности купил себе пятизвездочный дом, пятизвездочную машину, пятизвездочную женщину на ночь, «Ролекс», «Паркер», путевку на Сейшелы, что там далее по списку? Счастливчик. Любимчик. Образец для подражания. Но и его независимость представлялась сомнительной. Он всегда старался быть на уровне, Валентин, в первых рядах, — и это его стремление давило посильнее любых обстоятельств… Катя сегодня почти собралась плакать, Сергей это видел. Но сдержалась — молодец. Только и это было от несвободы. Просто ее свобода плакать уступила его свободе не видеть ее слез, вот и все. Она понимала, что слезы его расстроят, сделала над собой усилие и не заплакала.

По всему выходило, что настоящая свобода — это непонимание. Только тот, кто не отдавал себе отчета в собственных действиях, автоматически освобождался от любой ответственности за них и мог спокойно жить дальше. Как Антон. Ну действительно, кто они были Антону? С какой радости он должен был о них думать?!

«Какой бред! — мысленно резюмировал Сергей и зевнул. — Бывает хуже. Гора-а-аздо хуже…» Эта нехитрая мысль его немного успокоила, и он начал наконец засыпать.