Хозяин, надо отдать ему должное, хоть и оказался в меньшинстве, но держался молодцом. Когда Сергей на вытянутой руке брезгливо нес его за шкирку к месту преступления, имея целью макнуть носом в очередную лужу или кучу, кот не издавал ни единого звука, а только извивался всем телом и выпускал когти, норовя впиться побольнее куда придется и наказать своего мучителя, а после унизительной процедуры уходил под ванну и там долго, тщательно умывался, никак не показывая Сергею своей обиды. Но и Сергей был не лыком шит — он прекратил запирать дверь на ночь и устраивал подлые засады. Он долго лежал, затаившись, в боевой готовности номер один, наведя прицел, и как только дверь тихонько приоткрывалась и высовывалась из-за нее ехидная хозяйская морда, как мимо этой морды, в считаных миллиметрах, проносился тяжелый резиновый шлепанец, пущенный верной рукой. Сергей не целился в хозяина, нет. Он хотел запугать, а не покалечить. Но он все чаще говорил Кате, лежа без сна, усталый и озлобленный:
— Я убью этого кота!
Так часто, что Катя начала ему верить.
Это была война, и, как в любой войне, здесь не было ни победителей, ни побежденных.
Катя во время боевых действий старалась придерживаться политики вежливого нейтралитета, как в школе на педсоветах. На педсоветах это ей помогало — она единственная ни разу не разругалась с директрисой, хотя характер у директрисы был взрывной.
В этом году у Кати было совсем мало учебных часов: первоклассницу Дарьку нужно было отвести в школу и забрать, помочь с уроками, пока не привыкнет — вот и выходило, что к часу дня Катя уже возвращалась. Войдя в квартиру, едва сняв с Дарьки громоздкий школьный рюкзак и скинув обувь, она не раздеваясь шла по квартире, выискивая, что такого успел натворить хозяин за время их отсутствия, чего Сергею видеть не стоит. Находила по запаху лужи и кучки — под кроватью, под ванной, под трубой в туалете, за книжным шкафом, за дверью, даже на подоконнике. Бралась за тряпку, за щетку, за хлорку. Велела Дарьке сидеть в куртке и шапке и открывала настежь все окна, чтобы вытянуло на улицу тяжелый дух войны. Сергей, несколькими часами позже возвращаясь с работы в более-менее чистую квартиру, начинал думать, что воспитательные санкции, предпринятые против хозяина, не проходят даром. Катя не жаловалась мужу. Но и сама хозяина не ругала. Даже наоборот — подкладывала ему лишний кусок и чесала за ухом, приговаривая с грустью: «Тимофей-Тимофей, ну что ж ты, а?»
Можно было подумать, что таким образом Катя защищает маленького слабого кота от большого сильного мужчины, пребывающего в ярости. Но если бы спросили Катю, она бы ответила, что дело вовсе не в этом. Хозяин никогда не казался ей ни слабым, ни беззащитным. Наоборот. Он был для нее что-то вроде капризного античного бога, своенравного и опасного. Античные боги не замечали людей — люди были не в счет, они существовали в природе для того лишь, чтобы их при случае покарать, выпустить пар, сбросить божественное свое раздражение. Кате казалось, что если с хозяином случится по их вине что-нибудь дурное, тут и сказочке конец. Они обязательно будут наказаны страшной античной карой, сметающей правого и виноватого, способной даже убить. Она боялась хозяина. Очень. Это была не глупая вера в приметы и не комплекс вины, но твердое знание — стоит Тимофею махнуть хвостом, и мир рухнет. Во всяком случае, счастливый мир отдельно взятой семьи. Античные боги требовали постоянных жертв. И Катя безропотно их приносила. Она старалась не думать, что случится, если Сергей узнает. Если бы он узнал, что она… Если бы только узнал…
Говорят, что для взрослых время летит стремительно, почти неуловимо, и только для детей один день равен порой целой жизни, но Катя в это не верила. Время, может быть, летит — когда ничего не ждешь, а просто живешь себе, и всё. Но Катя ждала сделки, своего уголка, и время для нее тянулось медленно и трудно, как тугая резина, и напряженно, как тетива. Катя завела потихоньку от мужа маленький календарик и считала дни до Нового года, каждый прожитый помечая крестом, словно ей хотелось вычеркнуть эти дни из своей жизни.
Оставалось всего ничего, жалких две недели, и, кажется, время еще больше замедлилось и растянулось. Катя устала от войны.
— Я от вас с ума сойду! — с улыбкой говорила она Сергею, когда тот, с тапком в руках, охотился по квартире на хозяина, который опять что-то такое напартизанил.
Улыбалась, а сама чувствовала — сходит. И если так будет продолжаться, действительно сойдет. Странные мысли приходили в голову. Особенно к ночи.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу