Валентина Соловьева - Ничего страшного

Наполняют емкости щедрой рукой.

— Мне чуть-чуть, — прикрываю я рюмку ладонью.

— Почему, Люсенька? Что за дела? Вы нас обижаете…

— Ой, ребята, не так сразу, — кокетничаю я. — Не будем форсировать события. А то я как выпью, меня сразу в сон тянет…

Переглядываются со значением. Ну-ну…

Дружно чокаемся — за приятную встречу, за неожиданное знакомство. Они выпивают. Я подношу рюмку ко рту, морщусь, охаю — дайте скорее чего-нибудь запить! — и незаметно выливаю содержимое под стол.

— Хорошо пошло! — веселюсь я. — По такому случаю можно и повторить!

Я в ударе. Хохочу, сыплю пошлостями, выдаю двусмысленные шуточки и прочую белиберду. То и дело подставляю рюмку, вызываю на соревнование, подначиваю:

— Вам за мной не угнаться. А еще мужчины!

Алеша нежно смотрит на меня осоловевшими глазами. Совсем сомлел ребенок. (Может быть, я буду первой женщиной в его жизни. И последней, разумеется…).

Шура наваливается, дыша мне в лицо алкогольными испарениями, шарит лапой по спине.

— Юра! — обиженно надуваю я губки. — Твой друг плохо ведет себя. Скажи ему! Мы так не договаривались.

Юра сдвигает брови, поднимается, берет Шуру за воротник.

— Ты! Отвали. Это моя баба.

— Юрочка! — восторженно пищу я. — Лыцарь ты мой! Защитничек! Дай я тебя поцелую.

Шура что-то шипит, наскакивая на Юру.

Ура! Сейчас они подерутся.

— Выйдем, поговорить надо, — Юра уволакивает приятеля в коридор.

Алеша умильно улыбается мне, раскачиваясь на стуле, пытается погладить по плечу, но все время промахивается. “Один уже спекся”, - констатирую я.

— Алешенька, — ласково говорю я. — Пойдем баиньки, зайчик.

Он доверчиво протягивает ко мне руки, обхватывает за шею, благодарно тычется влажными губами в ухо.

— Ну что ты. что ты, — ловко уворачиваюсь я от ее поцелуев. — Подожди немного. Успеется…

Подтаскиваю его к кушетке, подушечку поправляю.

— Полежи, миленький, отдохни. Сейчас я тебе еще выпить чего-нибудь принесу.

Наливаю полный стакан, сую ему — !Нет-нет, Алешенька, ты так разольешь, давай я сама”, - подношу ко рту, он послушно глотает, булькая и давясь. Ну. вот и хорошо. Спи спокойно, дорогой товарищ. Заботливо отираю мокрые его щеки, он ловит мою руку, пытается поцеловать. А вот это уже излишество. И извращение. Этого делать не надо. Спи. Он умащивается с блаженной улыбкой.

Готов.

Возвращаются Шура с Юрой — в несколько взъерошенном, но, к сожалению, миролюбивом настроении. Значит, договорились…

“Кого-то из них надо выключить, — соображаю я, — но как?”

— Шурик! — всплескиваю я руками. — Он тебя побил? Нехороший! — грожу я пальчиком Юре. — Зачем обидел Шурика? Вот мы ему зададим! Да, Шурочка?

Жалею его, глажу по голове. Юра смотрит на все это довольно неприветливо. Ну, понятно — попираются права сюзерена.

— Шурик, давай с тобой выпьем! — предлагаю я. — На брудершафт. А юрке не дадим. Пусть облизывается и глотает слюни!

Шурик победоносно поглядывает на Юру. Мы с ним чокаемся, трижды целуемся.

— Какой мужчина! — восторгаюсь я, потихоньку отставляя в сторону нетронутую рюмку. — Где ты раньше был, Шурик? За таким, как ты — я бы на край света, босиком!

Юра злобно наливает себе полный стакан и выпивает одним махом. Шурик самодовольно ухмыляется.

— От тебя, наверное, бабы балдеют? — накручиваю я. — Да, Шура? — он со скромным достоинством приподнимает одну бровь. — Ой. Шура, как я их понимаю! Вот смотрю я на тебя и думаю: помани ты меня одним пальцем и я — на все для тебя готова.

Шурик прямо вырастает из стула, раздвигая плечи.

— Подожди, Шурик, подожди, — шепчу я, удерживая его за руки. — Нельзя же при нем, — указываю глазами на мрачно сопящего Юру, который, постепенно наливаясь гневом, ревниво смотрит на нас, сторожит каждое движение. А я воркую, как бы не замечая нависшей над нами опасности. — Шура, у тебя такое благородное лицо, такие умные и печальные глаза. Мне кажется, у тебя что-то такое было в жизни, да, Шура? Какая-то трагедия?..

— Да, да, — кивает он головой, и скупая мужская слеза повисает у него на ресницах. — Я должен тебе все рассказать, Люся! Только ты можешь меня понять. Я последний негодяй, Люся! Но ты — ты такая женщина, ты должна меня понять…

— Я понимаю тебя, Шура, понимаю, — сочувственно вздыхаю я.

Он привлекает меня к себе, намереваясь оросить слезами мое светлое платье. (Ой!).

И в этот момент страшный удар обрушивается на его голову. Шура складывается пополам и зависает над столом. А Юра стоит, возвышаясь над ним, яростный и могучий, как бог войны Арес.